Зазеркальные близнецы - Андрей Ерпылев

Представляя по уже виденному воочию визиту бахавалпурского султана (да и по старым видеозаписям из запасов Полковника) примерное количество сановного народа, удостоенного высокой чести лицезреть встречу монархов, Александр представлял ужасное действие хотя бы пары автоматных очередей и непременно последовавших бы за этим паники и давки. То, что выйти из подобной передряги живым он уже не сможет, сомнению не подлежало, но столько жертв…

Александр как наяву представил прелестные личики детей императора: великих княжон Александры, Ольги и Софьи, наследника престола девятилетнего цесаревича Петеньки, как его любовно называл весь двор, и застонал про себя. Возможно ли представить этих ангелов под прицелом? Чем дети-то провинились? Не лучше ли в таком случае повернуть оружие против себя?…

Распаленный подобными фантазиями и не сомкнувший ночью глаз Бежецкий возблагодарил Бога, когда никто его так и не потревожил ни утром, ни непосредственно перед началом торжественного приема.

* * *

Крайне скромный и простой в своей частной жизни Николай II должен был в случаях, подобных сегодняшнему (тем более перед лицом такой великой державы, как Великобритания), подчиняться требованиям строжайшего дворцового этикета. Что поделаешь: правитель одной пятой части земного шара мог принимать своих гостей только в атмосфере поистине лукулловской расточительной пышности.

Громадные залы, украшенные зеркалами в золотых рамах, с утра были переполнены сановниками, придворными чинами, иностранными дипломатами, офицерами гвардейских полков и всякого рода восточными владыками.

Их блестящие красные, зеленые, синие, черные и белые парадные мундиры, шитые серебром и золотом, являлись великолепным фоном для придворных нарядов и драгоценностей дам. Кавалергарды и конногвардейцы в белых колетах, сверкающих кирасах и касках с императорским двуглавым орлом, казаки Собственного его величества конвоя в каракулевых папахах и красных черкесках с блестящими газырями и дворцовые гренадеры в черных, шитых золотом мундирах и медвежьих высоких шапках стояли вдоль лестницы и при входе в сияющий Александровский зал, как и все парадные залы украшенный бесчисленными пальмами и тропическими растениями, доставленными из придворных оранжерей. Ослепительный свет огромных люстр, отраженный бесчисленными зеркалами в золоченых рамах, придавал всей картине какой-то волшебный характер. Кругом сияло золото, сверкали полированными гранями огромные роскошные вазы из уральского камня, загадочно улыбались статуи и портреты. Глядя на переполненный Александровский зал, можно было позабыть деловое двадцать первое столетие и перенестись в великолепный “век золотой Екатерины”.

Александр в своем лазоревом мундире Корпуса с серебряным аксельбантом и золотыми погонами на плечах, хоть и в задних рядах, смотрелся весьма эффектно с его точки зрения, которую, кстати, разделяли многие из присутствующих дам, выражающих свою благосклонность разнообразнейшими способами — от невинных постреливаний глазками до очень даже многообещающих улыбок. Ведя довольно интересную беседу о способах утиной охоты и породах легавых собак с не в меру общительным саксен-веймар-айзенахским военным атташе в темно-зеленом с золотом мундире, Бежецкий то и дело раскланивался со знакомыми, полузнакомыми и совершенно незнакомыми господами, непрерывной рекой текущими рядом…

И вдруг вся жужжащая тысячами голосов и переливающаяся всеми оттенками радуги в своих роскошных облачениях толпа замерла. Из приоткрытых золотых дверей появился обер-церемониймейстер и три раза ударил в пол своим жезлом, возвещая тем самым начало высочайшего выхода.

Тяжелые двери Гербового зала распахнулись, и на пороге в сопровождении членов императорской фамилии и свиты показались их величества Государь и Государыня.

Почему-то именно этим утром, когда под сводами Зимнего дворца раздались торжественные звуки “Боже, царя храни…”, у Александра защемило сердце. Он впервые за время пребывания здесь ощутил себя не каким-то инородным элементом, насильно, как заноза в тело, внедренным в новое для него общество, а неотъемлемой его частью: шестеренкой, винтиком, клеточкой…

* * *

Подготовка к переезду на лето в Гатчину была начата сразу же после отплытия из Санкт-Петербурга яхты британской королевской четы. Николай II выбрал Гатчину, находившуюся примерно в тридцати с лишним километрах к юго-западу от разросшейся за прошедшее столетие столицы, в качестве своей летней резиденции сразу после восхождения на престол в 1993 году. Стремясь всеми силами поднять престиж российской монархии, значительно пошатнувшийся при предыдущих императорах, практически не принимавших участия в государственных делах и весело (особенно незабвенный батюшка Николая Александр IV) проводивших почти все время в роскошном Царском Селе, новый император всячески возрождал традиции прежних великих царствований. Зимний период Николай II проводил в столице — в Зимнем дворце, где он жил сам и воспитывал свое потомство, а на летние месяцы весь двор перебирался в Большой Гатчинский дворец, лишь иногда покидая его на время поездок по Империи, в Южную резиденцию в Ливадии или в нечастые заграничные вояжи.

* * *

“Большой Гатчинский дворец, бывшая резиденция императоров всероссийских Павла Петровича и Александра Александровича, простоявший почти столетие полностью забытым и заброшенным, после вынужденной реконструкции (правда, практически не затронувшей его парадный фасад с памятником императору Павлу I перед входом) был в значительной мере расширен. Теперь в обновленном дворце насчитывается около тысячи комнат, не считая всякого рода подсобных помещений, жилищ многочисленной прислуги и множества других строений. Для удобства богатые коллекции предметов искусства, скопившиеся за почти четыре столетия правления династии Романовых, были размещены в отдельных, специально отстроенных в стиле прошлых веков галереях и павильонах. Например, в Китайской галерее помещены бесценные изделия из фарфора и агата, собранные прежними монархами. Чесменская галерея была названа так из-за помещенных там четырех больших копий с картин Гаккерта, изображающих эпизоды боя с турками в Чесменской бухте в 1770 году, где русские моряки одержали выдающуюся победу. Подобно Эрмитажу, галереи Гатчинского дворца при Николае II открыты для свободного посещения публики. Наряду с самим дворцом был расширен и перепланирован порядком одичавший дворцовый парк, очищены и углублены бассейны, каналы и искусственные озера, полностью отреставрированы фонтаны и статуи…”

* * *

Подъезжая к Гатчине, Александр освежал в памяти специально просмотренный вчера роскошный буклет, посвященный прошлому и настоящему всемирно известной резиденции императора. В своей “земной” жизни он как-то не успел выбраться в этот город-музей и теперь очень сожалел об упущенном, потому что не мог сравнить впечатления. Если судить только по виду города, то он перенесся даже не в прошлый двадцатый, а еще века на два назад, во времена Екатерины Великой или ее печально известного сына. Невысокие чистенькие дома, особняки знати, тщательно вылизанные дороги и масса зелени. Даже на фоне значительно более ухоженной в целом России-2 Гатчина казалась угол ком аккуратной Европы, выдернутым откуда-нибудь из Германии или, например, Люксембурга. Впечатление осьмнадцатого столетия портили только сверкающие лимузины и автомобили попроще, припаркованные у бордюров или неспешно катящиеся по улицам.