Дороги, ведущие в Эдем - Трумен Капоте

она разослала письма в газеты крупнейших городов и тем самым взбудоражила широкую общественность. В итоге четверо облапошенных парней получили выгодные предложения от компании «Юнайтед фрут», а на исходе минувшей весны, после того как Мэнни Фокс был арестован в городке Апхай, штат Арканзас, где пытался провернуть такую же аферу, организация «Солнечные девушки Америки» присудила мисс Боббит премию «За добрые дела». Непонятно, для чего мисс Боббит раззвонила направо и налево, что награда ей, в общем-то, безразлична.

— Я не поддерживаю эту организацию, — заявила она. — Что толку оглушительно дудеть в горн? Ни тебе добросердечия, ни истинно женского начала. И потом: как понимать «добрые дела»? Не заблуждайтесь: все добрые дела совершаются с умыслом.

Хотелось бы мне сообщить, что мисс Боббит оказалась не права и что эта награда (которая наконец-то была ей вручена) подтверждала ее доброту и человеколюбие. Но нет. С неделю назад все парни, которых нагрел Мэнни Фокс, получили от него чеки, с лихвой покрывшие все их убытки, а мисс Боббит с грубоватой решимостью заявилась в «Клуб вешателей», где теперь каждый четверг можно под благовидным предлогом выпить пива и перекинуться в покер.

— Слушайте, юноши, — с места в карьер начала она, — вы и не мечтали снова увидеть свои денежки, а теперь, когда они сами упали к вам в руки, я предлагаю вложить их в какое-нибудь выгодное предприятие — например, в меня.

Предложение сводилось к тому, чтобы парни скинулись и оплатили ей поездку в Голливуд; в обмен на это им была обещана бессрочная рента в десять процентов от всех ее заработков, которая очень скоро (сразу, как только мисс Боббит станет звездой) позволит им стать богачами.

— Во всяком случае, — сделала оговорку мисс Боббит, — по здешним понятиям.

Ребята вовсе не горели желанием расставаться с деньгами; но мыслимо ли возражать, когда тебе в глаза смотрит мисс Боббит?

С понедельника поливает щедрый летний дождик, днем пронизанный солнцем, а по ночам сумрачный, полный звуков: тут и перезвон струй, и переклички капель в листве, и перестук топотков. Билли-Боб в последнее время не смыкает век, но глаза у него сухие, движения замороженные, а язык чугунный, словно у колокола. Когда мисс Боббит собралась уезжать, его накрыло тоской. Потому что мисс Боббит значила для него больше, чем то, другое. Больше, чем что? Больше, чем его тринадцать лет и сумасшедшая влюбленность. Просто в ней сошлись все его несуразности: и пекановое дерево, и чтение запоем, и отзывчивый, в сущности, нрав, делающий его уязвимым. В ней сошлись все его сокровища, которые боязно показывать другим. И в темноте дождь звучал все той же музыкой: настанут ли такие ночи, когда и мы будем слышать ее, как наяву? Настанут ли вечера, когда разом перепутаются все тени и перед нами яркой развевающейся лентой проплывет мисс Боббит? Для Билли-Боба она смеется, она держит его за руку, она его целует.

— Я никогда не умру, — говорит она. — Ты приедешь ко мне, и мы поднимемся на гору, и станем там жить все вместе — ты, я и сестра Розальба.

Но Билли-Боб знает, что этому не бывать, а потому, заслышав из темноты знакомую музыку, накрывает голову подушкой.

И только вчерашний день — день перед близкой разлукой — озарила прихотливая улыбка. К полудню на небе засверкало солнце, которое напоило воздух сладостью глициний. Желтые розы зацвели вновь, и тетя Эл сделала кое-что примечательное: она сказала Билли-Бобу срезать их все до единой и подарить на прощанье мисс Боббит. В послеполуденный час мисс Боббит расположилась на веранде в окружении тех, кто пришел пожелать ей счастливого пути. Выглядела она так, будто собиралась к первому причастию: в белом платье, с белым зонтиком от солнца. Сестра Розальба подарила ей носовой платочек, но вынуждена была попросить его назад, потому как не могла унять слезы. Одна девочка принесла — видимо, в дорогу отъезжающим — запеченную курицу, да только, прежде чем запекать, позабыла удалить потроха. Мать мисс Боббит сказала, что и так сойдет: кура — она и есть кура, и это было памятное высказывание, ибо женщина впервые подала голос. Среди всех этих событий звучала лишь одна неверная нота. Причер Стар не один час ошивался за углом; он то становился на край тротуара и бросал монетку, то скрывался за деревом, будто играл в прятки. От этого всем было не по себе. А минут за двадцать до прибытия автобуса Причер, выйдя из тени, облокотился на нашу калитку. Билли-Боб задерживался в саду: он все еще срезал розы; их уже набралась такая охапка, что хоть разводи костер, и аромат был сильным, как ветер. Причер впился взглядом в Билли-Боба, и тот наконец поднял голову. Они смотрели друг на друга, пока вновь не начался дождь, мягкий, как морская пена, и окрашенный радугой. Без единого слова Причер вошел в сад и начал помогать Билли-Бобу; они разделили охапку на два огромных букета и уже собирались отнести их через дорогу. На той стороне пчелиным роем жужжал разговор, но при виде мальчишек, чьи лица под масками из желтых роз превратились в желтые луны, мисс Боббит, вытянув руки, сбежала по ступенькам. Неминуемое надвигалось: мы закричали, и наши голоса молниями пронзили дождь, но мисс Боббит бежала к этим лунам под масками из роз и будто не слышала. Вот тогда-то шестичасовой автобус и сбил ее насмерть.

Перевод Е. Петровой

Злой Дух

(1949)

Стук собственных каблучков по мраморному полу в холле навел ее на мысль о кубиках льда, позвякивающих в стакане, и о цветах, о тех осенних хризантемах в вазе у входа, которые, едва их тронешь, рассыплются прахом, студеной пылью; а ведь в доме тепло, даже слишком, и все же это холодный дом (Сильвия вздрогнула), холодный, как эта снежная пустыня — надутая физиономия секретарши, мисс Моцарт, она вся в белом, точно сиделка. А может, она и вправду сиделка, тогда все сразу стало бы на место. Вы сумасшедший, мистер Реверкомб, а она за вами присматривает. Но нет, едва ли… В эту минуту дворецкий подал ей шарф. Его красота тронула ее — стройный, такой обходительный негр, в веснушках, а глаза красноватые, бездумные. Когда он отворял дверь, появилась мисс Моцарт, ее накрахмаленный халат сухо прошелестел в прихожей.

— Надеюсь, мы вас видим не в последний раз, — сказала она и вручила Сильвии запечатанный