Агент ЗЕРО - Джек Марс

хотя сама сидишь в конспиративной квартире? – все же задал он вопрос.

– Это не то, о чем ты подумал, – ответила она. – Я... Что ж, я живу здесь на попечении правительства США. Разве ты не помнишь? – нахмурилась она.

– Нет, – Рид осматривал ее сверху донизу. На ее тоненькой фигурке не было и сантиметра, где можно незаметно спрятать пистолет. В этот же момент он обратил внимание на безупречность ее кожи, на которой не было ни единого шрама. Ее волосы глянцевыми волнами падали на плечи. Такая яркая и такая светлая. Казалось, она светится изнутри. Снова появилось чувство тоски, желания.

«Притормози», – выругался он сам на себя.

– Ты, – продолжил он. – Ты из ЦРУ.

– Когда-то. Уже нет. Я не так давно уволилась. Вскоре после тебя... Ну, после того, как ты умер, от меня отреклись.

«Отреклись. Она стала изгоем. Управление больше не заступится за нее и не захочет видеть ее среди своих агентов».

– Почему?

Она захлопнула за ним дверь, переступила через осколки и махнула, приглашая внутрь.

– Я пыталась найти то, что ты искал, – тихо произнесла она. – Потом я отказалась вернуться, когда они вызвали меня. Поэтому от меня отреклись.

Йоханссон на мгновение исчезла на кухне и снова появилась с тонкой метлой и пластиковым совком. Она опустилась на колени, чтобы смести разбитую чашку.

Рид решил, что ей можно доверять, по крайней мере, до тех пор, пока она не докажет обратное. Войдя в гостиную, он медленно вытащил руку из кармана.

– Ты уверена, что здесь мы в безопасности? – озираясь поинтересовался он.

– Кроме нас четверых об этом месте больше никому неизвестно.

– Остальные, Ридижер, Моррис... Они не пошли на поиски?

– Нет, Кент, – фыркнула Йоханссон. – Отреклись означает, что все активные агенты забывают как ты выглядишь. Да, они друзья, но они все еще работают там, насколько мне известно. Если Управление прознает, что мы общаемся, их тоже вышвырнут.

Рид покачал головой. Он очень хотел рассказать ей о Ридижере, но чувствовал, что время еще не пришло. Сначала он хотел получить ответы на свои вопросы.

Но она тоже. Снова поднявшись на ноги, Йоханссон спросила:

– Господи, Кент, где же ты был? И что с твоей головой? Почему ты ведешь себя так, словно ничего не помнишь?

– Потому что не помню, – он бросил сумку Ридижера на диван, осторожно приподнял пластырь и повернулся, чтобы показать ей рану, откуда иранец вырезал маленькое устройство величиной с зерно.

– Боже, – выдохнула она. – Кажется, у тебя инфекция. Пойдем со мной. Она взяла его за руку и отвела за кухню, в маленькую ванную комнату с матовыми стеклянными окошками и белыми светильниками. – Садись, – он присел на крышку унитаза, пока она рылась в аптечке. – Я прочищу, но тебе придется все рассказать мне.

– Хорошо, – пообещал он.

*

Рид решил начать с самого логичного места – с начала. Он рассказал Йоханссон о том, как около полуночи сидел в своем кабинете в Нью-Йорке, когда за ним пришли три иранца. Он рассказал, как они вкололи ему что-то и посадили на грузовой самолет до Парижа. Он рассказал о подвале, допросе и том, как из его шеи вырезали какое-то маленькое устройство.

– Он назвал его подавителем памяти, – Рид вздрогнул, когда она приложила к ране теплую влажную ткань.

– О, Боже, – пробормотала она. – Как ты вообще достал его?

– Ты знаешь о нем? – резко поднял он голову.

– Немного. Скорее, слухи, – она вытерла запекшуюся кровь с уголков раны и выжала розовую воду в раковину. – Управление уже давно было буквально помешано на контроле памяти. Подавители памяти, заменители памяти, возвращение памяти... Не сомневаюсь, что в их подвалах и правда можно найти довольно странные вещицы.

– Но это действительно существует, – сказал он. – Правда. Я ни капли не помнил, что был когда-то Кентом.

– И воспоминания не вернулись, когда они вырезали его? – спросила она.

– Нет. Точнее, немного. Сначала они были очень расплывчатыми, потом просто странными, а затем разрозненными. Они возвращались понемногу, чаще, когда я видел что-то или слышал определенные слова. Они вызывали видения в голове. Ощущение, будто ты просто щелкаешь пультом от телевизора, задерживаясь на каждом канале на пару секунд, – он посмотрел ей в глаза. Она этого не сделала. – Что ты слышала об этом?

– Знаю только, что они проводили очень опасные эксперименты, – вздохнула она. – Предположительно, это работает на основе когнитивной терапии...

– Что это значит?

– Это значит, что сначала они внедряют устройство, а затем передают твоему мозгу информацию о том, что необходимо забыть, – объяснила она. – Чем-то похоже на гипноз. Сила внушения и тому подобное, – Йоханссон выдавила на ватный тампон какую-то мазь и приложила к его шее.

– Получается, сам бы я это сделать не смог.

– Нет, – ответила она. – Это невозможно.

– Вся эта ситуация невозможна, – пробормотал он. – Три дня назад я считал себя профессором европейской истории, проживающим с детьми в Бронксе. А теперь оказывается, что я агент ЦРУ, который был убит в бою в попытке раскрыть террористический заговор. Как такое вообще может быть?

– У нас всех есть прикрытие, Кент, – пожала Йоханссон плечами. – Для большинства людей в этом мире, я являюсь сертифицированным бухгалтером из Балтимора. Я даже могу заниматься твоими налогами. Мы хорошо обучены. Мы ведем две жизни. Так было всегда.

– Но у меня оставались бы пробелы в памяти, – покачал он головой. – Раз я был здесь в качестве Кента, то где же был в этот момент Рид?

– Твой разум сам заполняет их, – просто сказала она. – Наш мозг – нечто совершенное. Мы думаем с точки зрения реальности. Ты вроде был где-то, но мозг заполнил все детали сам, – она разорвала бумажную упаковку и достала свежий пластырь. – Это похоже на то исследование по страховым случаям, которое провели много лет назад. Компания опросила с десяток свидетелей аварии, задав вопрос о цвете шляпы водителя. Всего пара человек действительно запомнила его, но ни один не сказал «я не знаю». Их мозг заполнил пробел