Ненавижу, потому что люблю - Наталья Соболевская

— Да, — с ехидством протянул Титов. — Уверенна?

— Что ты виляешь, говори прямо, — потребовала я.

— Всегда, когда я завожу речь о твоей семье, ты переводишь тему, а в прошлый раз, когда я попросил тебя познакомить меня с твоими родными, ты выдумала кучу отговорок, и так каждый раз. Ты, — он ткнул в меня пальцем. — Ты и близко меня к себе не подпускаешь, я понятие не имею, как ты жила, чем увлекалась, что любила. Я знаю о твоей жизни только за три предыдущих года, а всё остальное во мраке и покрыто тайной.

Растерялась. Что тут скажешь, как объяснить? Он сказал всё как есть, но…

— Игорь, я не говорю о своей семье… У меня есть причины. Дело не в доверии тут другое.

— Да-а-а-а! А я вот хочу знать, что за тайны.

— Я понимаю лучшая защита — это нападение, вот ты и… С тобой бесполезно разговаривать, — сказала я и пошла в спальню.

— Что и требовалось доказать. Стоит заговорить о твоей семье, как ты ретируешься, и бежишь от разговора, — сказал Игорь, и я услышала, как он плюхнулся на диван и включил телевизор.

Зашла в спальню, присела на кровать и, опустив голову на колени, пытаюсь собраться. Ссора выбила из колеи, а ещё больше я возмущена поведением Титова, он за дурочку меня держит, перекладывая вину с больной головы на здоровую. Он остынет, я отойду, и обсудим всё без крика.

Видимо у Игоря другие планы: дверь в спальню распахнулась.

— Нет, Вика, мы поговорим, — он навис надо мной.

— О чём? — вымученно спросила я.

— Обо всём и начнём с твоей семьи.

Что-то внутри меня сломалось, недосказанность требовала выхода, и я не сдержалась.

— Хочешь знать? Слушай. Я ничего тебе не рассказывала из-за стыда. Мне ещё и четырнадцати не было, когда отчим начал меня домогаться. Сначала похабные взгляды и грязные намёки, потом в ход пустил руки, а в конце вообще полез… — голос дрогнул, и я не смогла договорить.

Титов остолбенел, а меня понесло дальше.

— И знаешь, что сделала мама, когда я ей впервые об этом рассказала? Ни-че-го, — проговорила я по слогам. — А знаешь, что она сделала, когда я пожаловалась ещё? Обвинила меня, сказала, что я всё выдумала. А отчим тем временем в её отсутствие… — повернулась к Игорю спиной и разревелась.

Титов подошел, его ладонь легла мне на спину, а затем он прижался телом и с силой обнял.

— Не смей меня жалеть — это унизительно, — вывернулась и отбежала. — Я не хотела тебя знакомить с мамой и отчимом, потому что мне стыдно, за них, за себя, за то, что терпела приставания этого урода, за то, что жила так несколько лет, — плача навзрыд кричала я.

— Вика, — Игорь сделал осторожный шаг на встречу. — твоей вины нет, тебе нечего…

— Да, а мне вот всё равно стыдно, я не хотела, чтобы ты смотрел на меня как сейчас, как на жертву, я не хотела, чтобы ты знал, что мама, когда встречается со мной, даже не спрашивает как у меня дела…

Прошла в гардеробную, нашла дорожную сумку и дрожащими руками складываю в неё из своего шкафа первое, что попадается.

— Что, зачем ты собираешь вещи? — подсочил Титов.

— Поживу пару дней на квартире.

— Нет, — с горечью простонал Игорь.

— Игорь, я не насовсем ухожу, день может два.

— Нет, — повторил Игорь.

Я остановилась и поставила сумку на пол.

— Вместо того чтобы признаться, что не поверил мне, ты начал обвинять меня. Довёл до того, что я сказала, то, что сказала. Я очень зла на тебя, дай мне время остыть. Я не бросаю тебя, не отменяю свадьбу, мне просто надо побыть одной.

— Вика, мне жаль, прости меня…

— Молчи, не хочу продолжать разговор: боюсь наговорить слов, о которых потом пожалею, — прошла мимо Титова и, зайдя в ванную, сгребла в сумку несколько бутыльков без разбору.

— Вик, хорошо, но охрана останется с тобой.

Соглашаясь, кивнула.

— Я заеду вечером…

— Нет, — отрезала я.

Игорь.

Вика уехала, на звонки не отвечает. В очередной раз позвонил её охране, парни отчитались, она в квартире, всё в порядке, но на душе всё равно не спокойно.

«Какой же я придурок».

Поехать к ней и уговорить вернутся — не поедет. Усмехнулся. И я бы не поехал, к такому ослу как я.

Как же паршиво.

Достал мобильник и набрал Носова.

— Да, Игорь Павлович, — ответил начальник службы безопасности.

— Герман Александрович, собери людей и пожёстче, человека одного поедем наказывать.

— Блогер вчерашнего урока не понял?

— Нет, по другому адресу поездка.

— Игорь Павлович, а вы что лично хотите присутствовать, не рекомендую.

— Не только присутствовать, я участвовать собираюсь.

— Повторюсь, не желательно, в случае чего, круглую сумму придётся заплатить, чтобы проблем не возникло.

— Плевать, — сказал я и отключился.

Опять набрал начальника безопасности.

— Ещё будут указания? — отозвался Носов.

— Отменяется, — сказал я и сбросил звонок.

Если поеду сейчас, могу не сдержаться и покалечить урода, да и как Виктория отреагирует неизвестно. Этот её отчим без наказания в любом случае не останется, только действовать надо без криминала. Наверняка он старые привычки не забросил, сокамерники ему лучше объяснят, что маленьких девочек трогать не следует.

Бесцельно слоняясь по дому, забрел в кабинет. Уселся в кресло отца и открыл ящик стола. Очки, записная книжка, неимоверное количество ручек и пачка сигарет. А говорил что бросил. Среди бумаг, заметил потрёпанный от долгой жизни блокнот. Дневник, отец начал вести ещё задолго до моего рождения, в детстве, он часто читал его мне вслух, особенно я любил слушать о первой встрече родителей. Иногда мы что-то записывали вместе, как я впервые пошёл в школу, как в пятом классе меня отлупил старшеклассник, и как после отец отвел меня в секцию по борьбе.

Достал его и, пролистав, открыл первую попавшуюся страницу, наткнулся на самый сложный период в жизни нашей семьи. Мне стукнуло шестнадцать лет — золотое время, омрачённое известием о том, что мама серьёзно больна. Ей диагностировали рак лёгких, и ни операция, ни химиотерапия результатов не дали. После полугода мучений последовали две недели агонии, и мы с отцом осиротели. Отец с тоски по любимой женщине начал писать ей каждый день по письму. В них он в деталях рассказывал о своих делах, о моей учебе, как идут дела на фирме. Мне кажется, такое общение с мамой вытянуло его из депрессии, и со временем он хоть как-то пришёл в себя.

Пролистнул ещё. Открыл.

В глаза бросилось «Виктория… с Викторией… Вика…» и так на каждой странице.