Казначей общака - Евгений Сухов

Святому вновь показалось, как в самой середине толпы мелькнул затылок Аркаши Печорского, но, как он ни вглядывался, так ничего больше и не увидел.

С кладбища уходили организованно. Похоже, что Рафа был очень педантичным малым и распланировал предстоящий сход по минутам. Любезные мальчики с накачанными плечами ненавязчиво напоминали о том, что продолжение будет проходить в одном из банкетных залов гостиницы.

Напоминание было встречено с пониманием. Колонна с включенными ближними фарами растянулась на добрые полтора километра, и растерянные автоинспектора, принимая ее за правительственный кортеж, немедленно давали «зеленую улицу».

Банкетный зал соответствовал предстоящему торжеству. Изысканность убранства, белоснежные скатерти, сверкающие от обилия света столовые приборы, переливающееся стекло. Без сомнения, здесь поработала целая команда дизайнеров. Водки на столах не было. Все это потом. Прежде всего дело.

Расселись по привязанности, с улыбкой попирая протокол, установленный ранее Рафой. Центральный стол оставался пуст, это для организатора и тех, кому предстоит вести сход. Два сдвинутых стола заняли вперемежку долгопрудненские и балашихинские законные; напротив – одиннадцать воров из Москвы держались могучей кучкой, как будто выросли в одних яслях и питались из одних тарелок. Но многим из присутствующих было известно, что они никак не могут поделить крупный гостиничный комплекс в центре столицы и отношения их осложнились настолько, что они готовы были порезать друг друга столовыми приборами. Но внешне все выглядело вполне благочинно, как в церкви во время службы. У противоположной стены, сбившись в клубы по землячеству, сидели свердловчане и челябинцы, облюбовав дальние столы, под высокими бра расположились тюменцы и пять воров с Дальнего Востока.

Сход по праву хозяина открыл Рафа. Сдержанный, немногословный, очень скупой в жестах, он производил впечатление человека волевого. Не иначе как в его жилах плескалась кровушка казанских ханов.

– Бродяги, разрешите начать? – попросил он и, получив в ответ одобрительные кивки, продолжал дальше: – Возможность выговориться получат все. Но мне бы хотелось начать с главного вопроса. Это общак. Каждый из нас отчислял в общую казну немалые бабки, и, конечно, нам бы хотелось верить, что они идут на благое дело. – Рафа выждал паузу и, встретив общее понимание, продолжил: – Этим мы сильны. Мы должны помнить и о тех, кто сейчас парится в чалке, и знать, что они накормлены и напоены. Должны быть уверены, что как только они откинутся, то получат подъемные, чтобы прикупить себе барахлишко и достойно угостить друзей. Если мы не вспомним о них сейчас, то кто тогда вспомнит о нас завтра, когда нам тоже может стать худо?

– Верно, Рафа, – поддержал соратника Шаман.

– Каждый из нас не вечен. В этой истине мы еще раз убедились сегодня… Убеждались не раз, хоронив наших друзей. И, конечно, мы должны быть уверены в том, что если с нами что-то случится, то бродяги не обидят наших осиротевших детей и вдов и будут ежемесячно перечислять им деньги, чтобы они существовали достойно.

– О чем базар, Рафа! Все верно! – поддержали законного со всех столов. – Сегодня мы кому-то помогаем, завтра в трудную минуту нам помогут.

– И что бы вы сказали, если бы в наш общак просунула руку крыса?

– На куски бы ее порвали!

Барин помрачнел и злобно прохрипел со своего места:

– Ты что мне косяк лепишь, Рафа. Такой базар кровью пахнет. За свои слова отвечать нужно.

Рафа оставался неколебим, как могучий айсберг в шторм:

– Отвечу, Барин. За все отвечу, если, конечно, потребуется. А вот только ты ответь нашему честному собранию, что же происходит в твоем царстве-государстве?

– О чем ты?

– Ты не думай, что это лично я тебе предъяву шью, – складки на щеках Рафы углубились. – У меня на это права нет. – Он положил на стол лист бумаги, который держал в руках, и так же жестко, не повышая голоса, продолжал: – Об этом у тебя хотят спросить два десятка воров, а я только хочу присоединиться к ним. А люди, что подписали эту маляву, в воровском мире известные и по жизни чистые. Сначала мы бы хотели спросить тебя вот о чем. Сколько хранителей общака мы утвердили на прошлом сходе?

– Шестнадцать человек.

– Кроме тебя самого, эти люди ближе всего находятся к кассе. Только они одни знают, где находится общак, и могут точно сказать, куда идут перечисления. Так?

– Предположим. И что с того?

В многолюдном зале установилась тишина. Повытягивали шеи даже законные, сидящие за дальними столами, всем интересно было взглянуть на Барина. Но казначей лицо не прятал и угрюмо, сверкая белками, смотрел на Рафу.

– А тебе не показалось странным, что десять хранителей погибли за последний год?

– Никто не застрахован от случайностей, – голос Барина чуть дрогнул.

– Не мне тебе говорить, Барин, что убийство вора редко бывает случайностью. За каждое убийство всегда следовала заслуженная кара. А что тогда говорить о хранителях. В первую очередь это удар по общаку. После устранения первого же хранителя ты должен был добиваться созыва схода, чтобы совместными усилиями разгрузить вопрос. Этого не случилось. Не случилось этого и позже, когда один за другим начали гибнуть хранители… В этом есть и наша вина, мы слишком доверяли тебе, Барин, – последние слова были произнесены не без горечи. – Почему ты не созвал сходняк?

Вопрос был задан прямо и жестко. Следовательно, и ответ должен быть таким же откровенным.

Барин с шумом сглотнул слюну и, собравшись, отвечал:

– Моя вина… Признаю. – Он не выглядел потерянным, скорее казался чуть обескураженным, но по-прежнему перед ворами сидел сильный человек, способный прекрасно справляться со своими эмоциями. – Но тогда я не посчитал это нужным. Опасность я осознал только позже… Тогда, вместо убитых хранителей, я подобрал таких же верных пацанов, и…

– Что значит «подобрал»? – брови Рафы возмущенно изогнулись. – Кому, как не тебе, должно быть известно, что хранителей общака персонально утверждает только воровской сход.

– Ну ты, Барин, в натуре охамел, – проговорил со своего места Шаман, с улыбкой, будто бы доброжелательной, но если всмотреться, то можно было бы отчетливо рассмотреть в его застывших глазах приговор. – С каких это пор казначеи стали брать на себя функции схода?

Похоже, что Шаман затеял какую-то свою игру, правил которой Святой не знал. Он посмотрел на него, но Гриша Баскаков сделал вид, что ничего не произошло.

– Не по понятиям это, Барин, – тихо, но с сожалением высказался вор, сидящий справа от казначея. Это был Никита Магаданский, законный с двадцатилетним стажем. Со своей бригадой он курировал золотые прииски Северо-Востока и имел немалый авторитет по всей Сибири. В сущности, он был бессребреником, об этом знали все. И того же самого требовал и от других, полагая, что вор должен служить не собственной мошне, а идее. Его взгляды в последнее время разделяли не все, считая, что нужно заботиться и о близких, чего невозможно осуществить без собственных накоплений. – Стать вором непросто. Нужно по жизни быть честным. Чего же стоят тогда наши рекомендации, если в хранители мы берем людей непроверенных. А ведь это должны быть люди чистые душой. Барин, пойми меня правильно, но ты не прав. Ой как не прав.