Герои, жертвы и злодеи. Сто лет Великой русской революции - Владимир Малышев

Сложив трупы на автомобиль, их повезли за город на заранее подготовленное место у одной из шахт. Юровский уехал с автомобилем. Войков же остался в городе, так как он должен был приготовить все необходимое для уничтожения трупов. Для этой работы было выделено пятнадцать ответственных работников екатеринбургской и верх-исетской партийных организаций. Они были снабжены новыми, остро отточенными топорами того типа, какими пользуются в мясных лавках для разделки туш. Помимо того, Войков приготовил серную кислоту и бензин.

Как заметали следы

Уничтожение трупов началось на следующий же день и велось Юровским под руководством Войкова и наблюдением Голощекина и Белобородова, несколько раз приезжавших из Екатеринбурга в лес. Самая тяжелая работа состояла в разрубании трупов. Войков вспоминал эту картину с невольной дрожью. Он говорил, что, когда эта «работа» была закончена, возле шахты лежала громадная кровавая масса человеческих обрубков: рук, ног, туловищ и голов. Эту кровавую массу поливали бензином и серной кислотой и тут же жгли двое суток подряд. Взятых запасов бензина и серной кислоты не хватило. Пришлось несколько раз подвозить из Екатеринбурга новые запасы и сидеть все время в атмосфере горелого человеческого мяса, в дыму, пахнувшем кровью… – Это была ужасная картина, – закончил Войков. – Мы все, участники сжигания трупов, были прямо-таки подавлены этим кошмаром. Даже Юровский и тот под конец не вытерпел и сказал, что еще таких несколько дней, и он бы сошел с ума. Под конец мы стали торопиться. Сгребли в кучу все, что осталось от сожженных останков. Бросили в шахту несколько ручных гранат, чтобы пробить в ней никогда не тающий лед, и побросали в образовавшееся отверстие кучу обожженных костей. Затем мы снова бросили с десяток ручных гранат, чтобы разбросать эти кости возможно основательнее, а наверху, на площадке возле шахты, мы перекопали землю и забросали ее листьями и мхом, чтобы скрыть следы костра…»

Рассказ Беседовского подтверждается и документами следствия. В бумагах судебного расследования, проводившегося следователем по особо важным делам при Омском окружном суде Николаем Соколовым, содержатся два письменных требования Войкова выдать 11 пудов серной кислоты, которая была приобретена в екатеринбургском аптекарском магазине «Русское общество» и использована для обезображивания и уничтожения трупов. После расправы Войков постоянно носил кольцо с рубином, снятое с одного из царских трупов, которым цинично хвастался перед подельниками.

Похождения в Варшаве

Позднее Петр Лазаревич отличился на ниве распродажи национального достояния России. Был одним из руководителей операции советского правительства по продаже за рубеж по бросовым ценам драгоценностей императорской фамилии, Оружейной палаты и Алмазного фонда, в том числе и легендарных пасхальных яиц фирмы Карла Фаберже. Возглавляя делегацию РСФСР и УССР на переговорах с Польшей о выполнении Рижского мирного договора, передавал полякам русские предметы искусства, архивы, библиотеки и другие материальные ценности. Вскоре, однако, вспыхнул скандал с мехами, которые Войков щедро раздавал своим поклонницам, и он был с должности уволен.

В утешение «заслуженный революционер» был отправлен от кормушек подальше – назначен полпредом в Канаду, но тамошние власти не дали ему агремана за причастность к расправе над царской семьей. Зато принять организатора цареубийства согласились поляки. В должность полпреда в Польше Войков вступил в октябре 1924. Уже упомянутый Григорий Беседовский, работавший вместе с ним в советской миссии в Варшаве, так его потом описывал: «Высокого роста, с подчеркнуто выпрямленной фигурой, как у отставного капрала, с неприятными, вечно мутными глазами (как потом оказалось, от пьянства и наркотиков), с жеманным тоном, а главное, беспокойно-похотливыми взглядами, которые он бросал на всех встречавшихся ему женщин, он производил впечатление провинциального льва. Печать театральности лежала на всей его фигуре. Говорил он всегда искусственным баритоном, с длительными паузами, с пышными эффектными фразами, непременно оглядываясь вокруг, как бы проверяя, произвел ли он должный эффект на слушателей. Глагол «расстрелять» был его любимым словом. Он пускал его в ход кстати и некстати, по любому поводу. О периоде военного коммунизма он вспоминал всегда с глубоким вздохом, говоря о нем как об эпохе, «дававшей простор энергии, решительности, инициативе».

По словам Беседовского, у сотрудников посольства зрели подозрения относительно нормальности его повышенной чувствительности к дамскому полу. Женщины, с которыми он запирался в своем кабинете, намекали на «извращенность» его половых чувств.

Как отмечали историки, на дипломатическом поприще Войков тоже ничем выдающимся не отличился. Есть сведения, что он предлагал подготовить террористический акта против главы польского государства Пилсудского. Однако Дзержинский проведение такой акции запретил. После этого бывший террорист-бомбист окончательно потерял всякий интерес к дипломатической работе. Однако слухи о его похождениях в Варшаве стали доходить до Москвы. Возникло дело о пропаже из сейфа посланника значительной денежной суммы, предназначенной на «мировую революцию», затем поступил донос о небрежном хранении Войковым секретных документов Политбюро. Назревали крупные неприятности, которые могли обернуться для Войкова отзывом из Варшавы. В польской печати появились сообщения о предстоящем отъезде советского посланника в Москву – правда, без указания причин. Вероятно, в СССР его ожидал такой же бесславный конец, как и его собеседника на вокзале в Варшаве – Розенгольца, который после возвращения был расстрелян. Но на этот раз чекисты опоздали…

Невероятно, но имя организатора и участника зверского убийства царской семьи до сих пор носят десятки улиц и промышленных предприятий в России, на Украине и Белоруссии. А в Москве до сих пор есть станция метро Войковская.

Захватив власть, большевики сначала всех из тюрем выпустили, но потом сами стали усердно сажать. Первым «советским заключенным» Петропавловской крепости стал Владимир Бурцев, получивший у историков за неутомимое разоблачения провокаторов прозвище «Шерлок Холмс русской революции». Поначалу пламенный революционер, он потом, по иронии судьбы, стал яростным эмигрантом-антисоветчиком.

Учебы и ссылка

Родился Владимир Бурцев в 1862 году в форте Александровск, в семье штабс-капитана. Окончил Казанскую гимназию, после чего поступил на физико-математический факультет Петербургского университета. Там Володя, – как и другой, его куда более знаменитый тезка, тоже приезжий из Казани, – принимал участие в студенческих сходках, за что и был вскоре исключен. Вернулся в Казань, где продолжил обучение в университете. Вступив в революционный кружок партии «Народная воля», был вскоре арестован, а потом оказался в сибирской ссылке в Туруханском крае. Там он получил возможность общаться со Сталиным, Каменевым и другими революционерами. Из ссылки Бурцев, как и «Коба», благополучно бежал и очутился в Швейцарии.

«Либерал с бомбой»

В «свободной Европе» Бурцев начинает бурную издательскую деятельность, выпускает брошюры и журналы. Переезжает в Париж, а потом в Англию. Там его журнальчик «Народоволец» так яростно призывал к террору в России, – говорили, что на дверях лондонской квартиры Бурцева была прибита табличка «Смерть царю!» – что даже отнюдь не симпатизировавшие царизму англичане не выдержали и упекли его за решетку.