Черт из табакерки - Дарья Донцова

– Нашла чудесное место для отдыха, санаторий Академии наук,“Барвинково”, тебе понравится. Кругом великолепная природа, тихие люди, всеработают. Стоит два доллара в день. Правда, душ и туалет в конце коридора.Поедешь на апрель? – Стас согласился. Верочка все сделала сама, он просто отдалей шестьдесят долларов за тридцать дней. Они поселились в соседних номерах ичудесно проводили время. Вера писала пейзажи, Стас трудился над кандидатской.Месяц пролетел как одно мгновение. Потом Рагозин уехал в Москву, а Верочкаосталась на май. У Стаса не хватило денег для оплаты второго срока. Но он частоприезжал в “Барвинково” и оставался ночевать у любовницы.

А потом Вера просто-напросто исчезла. Сначала Стасбезуспешно звонил, затем приехал в санаторий. В ее комнате было пусто, пропаловсе: вещи, картины, краски… Портье сказал, что Соловьева ушла утром с чемоданомв руке. Проходя мимо стойки, Вера сказала дежурному:

– Через пару дней вернусь, брат заболел.

– Конечно, конечно, – закивал портье, – номер оплачен ибудет вас ждать. Если хотите, можете кого-нибудь вместо себя прислать накакое-то время. Чего деньгам зря пропадать?

– Спасибо, я подумаю, – ответила Вера и уехала.

И все. Словно в воду канула. Стас пытался найти любовницу.Сначала кинулся в Строгановское училище. Вера говорила, что учится на пятомкурсе. Но там ему вежливо, но твердо ответили: студентки с таким именем ифамилией в учебном заведении нет. Тогда Рагозин снова помчался в “Барвинково” изаглянул в книгу регистрации отдыхающих. Верочка, заполняя графу“местожительство”, написала: Москва, улица Академика Николаева, дом 1..

Стас схватился за атлас Москвы. Магистралей, названиекоторых начиналось со слов “академик”, было полным-полно, но Николаева срединих не наблюдалось. В столице просто-напросто не существовало такой улицы.

Полный отчаяния, Рагозин метнулся в “Мосгорсправку”, но тамон понял, что ни отчества, ни точного года рождения Веры не знает. Он дажесходил в милицию и попытался подать заявление о розыске пропавшей жены. Номилиционеры подняли его на смех:

– Во-первых, парень, она тебе не жена, а сожительница, –втолковывал плохо выбритый капитан. – Во-вторых, ты даже не знаешь, где онапроживает. Небось бросила тебя баба, надоел ты ей, вот и сидит теперь дома. Мойтебе совет: заводи другую!

Стас еле сдержался, чтобы не треснуть мента по башкетелефонным аппаратом. С тех пор он каждый день по несколько раз названивал в“Барвинково”, надеясь услышать Верочкин голос. Но дежурные все время равнодушноотвечали: “Трубку не снимают”.

И только сегодня его огорошили известием: “Сейчас подойдет”.

Я внимательно смотрела на мужика. Впечатление он производилнеоднозначное. Вполне симпатичный внешне, даже красивый, и, кажется, любитВерочку по-настоящему, вон как волнуется. С другой стороны, совершенно несобирается менять ради любимой женщины привычный образ жизни и, предлагая тойвыйти за него замуж, обрекает женщину на нищенское существование. Может, онпросто слишком увлечен своими манускриптами и не замечает ничего вокруг?

Вот Верочка наврала ему, что номер стоит с трехразовой едойвсего два доллара в день, а он и поверил. Правда, теперь становится ясно,отчего девушка поехала в “Барвинково”. Бедной студентке не по карману всякиеизлишества, вроде домов отдыха с бассейнами и саунами. Знаю я и почему Верочкаприкидывалась нищей. Имея такой огромный капитал, невольно начнешь думать, чтомужчин интересуют твои деньги, а не ты сама. Скорей всего, Вера придерживаласьпостулата: “Полюби меня бедную, а богатой меня всякий полюбит”. И потом онаявно не собиралась сообщать о своем романе никому из домашних. Скорей всего,старший брат и думать бы не велел о мужчине с копеечным окладом.

– Ну, – поторопил меня Стас, – едем.

– Куда?

– Как это? К Верочке, конечно.

– Нет, – помотала я головой, – сначала спрошу, хочет ли онас вами встретиться.

Рагозин раскрыл рот, но промолчал. Мы спустились в метро, ия увидела будку моментальной фотографии. Тут же в голову пришла мысль.

– Стас, пойдите сфотографируйтесь и отдайте мне снимки.

– Зачем? – удивился историк.

– Покажем Вере. А то ведь любой может назваться СтасомРагозиным, как еще я могу проверить ваши слова?

– Можно поехать ко мне домой за паспортом, – пробормоталисторик.

– Нет уж, лучше сфотографируйтесь. Стас покорно подошел кженщине, сидящей у будочки, перебросился с ней парой слов и вернулся.

– Ну, в чем дело? – нетерпеливо спросила я.

– Четыре фото стоят сто десять рублей, – пояснил мужчина, –а у меня с собой только двадцать.

Ей-богу, с каждой минутой он нравился мне все меньше именьше.

Я открыла кошелек и вытащила розовенькую бумажку.

– Держите.

– Сто десять, – повторил Рагозин.

Он явно не собирался тратить свою двадцатку. Я хмыкнула идобавила червонец.

Фотографии получились жуткие, больше всего они подходили длястенда “Их разыскивает милиция”, но Стаса узнать было можно. Я записала еготелефон и велела ждать звонка. Рагозин повернулся и быстрым шагом пошел всторону выхода, я же села в подошедший поезд и без особых проблем доехала до“Пушкинской”. Но, пересаживаясь на “Тверскую” и поднимаясь вверх по короткомуэскалатору, я, сама не зная почему, обернулась. В клубящейся внизу толпемелькали длинные светлые волосы Стаса. Мужчина решил перехитрить меня и тайкомпроводить до дома. Я страшно обозлилась, но виду не подала. Вместо того, чтобысесть в поезд, отправлявшийся в сторону “Речного вокзала”, я вышла на улицу имоментально остановила левака. Выбежавший за мной Стас растерянно наблюдал, какобъект слежки уносится прочь. Поехать за мной мужик не мог – денег-то у негокот наплакал. Правда, и я добралась только до метро “Белорусская”, а тампересела в подземку. Я тоже не люблю выбрасывать заработанное на ветер.

Домой я влетела страшно усталая, с больной головой.Очевидно, переполнилась кислородом в “Барвинкове”. Москвичу вреден свежийвоздух, он привык дышать смесью выхлопных газов. И вообще, жители большихгородов уже наполовину мутанты. Я, во всяком случае, совершенно точно. Чутьпогуляю по лесу – и тут же получаю дикую мигрень. Чувствуя, как толстая тупаяпалка втыкается в правый глаз и начинает там ворочаться, я вошла на кухню.

– Купила помойное ведро? – спросила Тамара.