Мужей много не бывает - Галина Владимировна Романова

Дашка отчаянно замотала головой и вдруг расхохоталась. Не истерично причем, а весело. Я бы даже назвала этот ее смех совершенно счастливым.

Они что, интересно, все в этом городе сдвинутые? Сначала ржет от радостного предвкушения кровавого пира Вася Черный. Затем его заклятый враг, то бишь Дашка, закатывается, похлопывая себя по голым коленкам, видимо, от сознания того, что свое подлое дело год назад все-таки сделала.

Я не выдержала. Поставив бокал на стекло и привстав, я отвесила этой заходившейся в смехе паскуднице увесистую пощечину. Настолько увесистую, что она отлетела на спинку плетеного кресла, едва его не опрокинув.

Смех молниеносно стих. Дашка ухватилась за щеку и глазами, полными какой-то детской скорби, уставилась на меня. – Ты чего дерешься, идиотка?! – Она обиженно засопела. Ну ни дать ни взять восьмилетняя наивная девочка, выпоротая за то, что стянула из буфета припрятанные до обеда сладости.

– Вы что, здесь все безумны?! Вася Черный веселится перед казнью, а ты перед чем? Или от чего? От сознания собственной гнусной значимости? Или в предвкушении еще большего злодейства, чем ты уже успела совершить?! – Мне не хотелось говорить с ней подобным менторским тоном, но годы работы в молодежном центре давали о себе знать, и я выдала ей все это именно так. Хладнокровно, с заметным высокомерным превосходством, давая понять, что ситуация под моим, и только под моим, контролем.

Дашка завелась при первых же звуках моего голоса. Личина милого нашкодившего ребенка сползла с нее, уступила место нездоровому багровому румянцу, на лице появилось выражение неукротимой ненависти.

– Ты, значит, так до сих пор и пребываешь в слепом неведении о моем участии во всей этой истории?! – зашипела она, брызгая слюной. – Ты до сих пор считаешь, что я и только я убила, уничтожила твое счастье, твою любовь и тебя саму?!

– Ты смотри, какая догадливая! – сказала я, невольно радуясь тому, что она наконец-то вышла из образа гостеприимной хозяйки и снова стала сама собой – отъявленной мерзавкой.

– Да знаешь ли ты, дура, что только благодаря мне ты еще жива?! – заорала она, доставив мне удовольствие тем, что ее красивое лицо изуродовала гримаса ярости. – Что мне и только мне ты должна быть благодарна за то, что еще коптишь это небо?! Что ешь, спишь, улыбаешься?! Что именно я помогла тебе избежать гибели, что тебя не утопили, не сожгли, не взорвали, наконец. И все потому, что я отказалась принимать участие в твоем убийстве.

Дашка снова принялась хохотать, но на сей раз несколько иначе. Истерия, плюс горечь, плюс еще что-то жалкое, необъяснимое. На какой-то момент мне показалось, что за ее бесшабашным весельем скрывается обыкновенный страх. Страх перед чем-то диким и ужасным. И причина этого страха не связана с моим визитом. Это было что-то другое. Что-то, о чем я не знала. Что-то, от чего она пыталась укрыться и за своим дурацким смехом, и за этими замшелыми стенами, которые вряд ли могли ее спасти.

– Чего ты боишься? – решилась я озвучить свои мысли и тут же поразилась бледности, хлынувшей Дашке в лицо. – Итак, я угадала. Ты, девочка, чего-то отчаянно боишься. Чего, хотела бы я знать? Отмщения за твои грехи? Или Вася Черный настолько страшен в своей ненависти? Так орудием убийства он выбрал меня, но убивать тебя я не собираюсь, так что меня бояться нечего!

– А я тебя и не боюсь, дура! – Ее красивый рот презрительно скривился. – Тебе и не нужно этого делать, в смысле – убивать меня. Ты своим появлением здесь уже это сделала. Подойди к окну. Только не высовывайся сильно.

Любопытством я особенным не страдала, но тут такой случай...

Окно Дашкиной комнаты выходило на проезжую часть улицы. Аккуратный когда-то дворик ее дома давно порос сорняком и побегами американского клена, настойчиво наступающего на фасад. Асфальтированная дорожка, простреленная побегами травы, вела к кованым воротам с калиткой. И вот прямо перед ней и стоял сейчас красавец джип серебристого цвета, уткнувшись бампером в невысокий столбик, венчаемый почтовым ящиком.

– Стоят? – прошептала Дашка.

– Стоят. Серебристый джип. По-моему, «Мицубиси».

– Не ошиблась. Это его люди.

– Васькины?

– Ага. – И снова в ее голосе прозвучали нотки давно утраченной детской нервозности. – Эта сволочь настолько обнаглел, что среди бела дня дает мне понять, что жизнь моя кончена. Стоило только моему папику отъехать, а тебе заявиться, как он тут же... Козел поганый!!!

Она вскочила с кресла и принялась метаться по комнате, жутко при этом сквернословя. Не скажу, что подобных слов я не знала и никогда не слышала, но некоторые их комбинации меня все же приводили в изумление. Чего-чего, а выражаться со смаком русские люди горазды.

– А чего ты так всполошилась-то? – поинтересовалась я, когда Дашка выдохлась и, снова упав в кресло, шумно заглотила еще один бокал вина. – Что же твой папик, как ты изволила выразиться, никакого веса не имеет?

– Дура ты, Витка, дурой и помрешь, – обреченно хмыкнула она и снова подлила в фужер вина. – Папик – он что? Он всего лишь мужик и бизнесмен по совместительству. Как бы долго он со мной ни задержался, как бы он ко мне ни относился, Васька Черный всегда есть, был и будет для него персоной номер один. Соратник, партнер по бизнесу и верный пес. Папик бизнес с личными делами не мешает. Бабу держит для удовольствия, похоть свою тешит.

– Верный? – с сомнением покачала я головой.

– Верный, не сомневайся. Вернее не бывает. – Дашка тяжело вздохнула. – Я почти пять лет жизни потратила, чтобы вбить клин между ними, все бесполезно. Папик так мне и не поверил, все время отмахивался. А Васька так и не подставился, зато люто меня возненавидел.

– Я разделяю его чувства, – не удержалась я, чтобы не вколоть шпильку. – Ты, Дашка, действительно, такая сука, что любить тебя может только слепой. Видишь, не только Незнамов пострадал от твоего вероломства, оказывается. И у своего теперешнего возлюбленного за спиной интриги строчишь. Кстати, как это так получилось, что он тебя одну отпустил год назад в этот долбаный санаторий?

Я повернулась к ней и с плохо скрытой неприязнью смерила взглядом с головы до ног. Она мне ответила тем же. Глаза же ее при этом, уже изрядно затуманенные выпитым, приобрели зверское выражение и светились откровенным удовлетворением, причину которого я не понимала.

– Так там же моя тетушка заправляла, – прошипела она по-змеиному, уставившись на меня не мигая, отчего мне делалось все более неуютно. – Как же он мог меня к ней под крыло не отправить? Они доверяли друг другу во всем.

– Понятно... – протянула я, хотя в действительности запутывалась все больше и больше, чувствуя себя пешкой в чьей-то хорошо продуманной и с блеском разыгранной шахматной комбинации. – Кстати, зачем я вообще сюда притащилась?

– Я отлично знаю, зачем. – Она облизала губы кончиком языка. – Хотелось на меня посмотреть. Увидеть мое теперешнее состояние. Как я тут и что? Не загоревала ли после гибели Сеньки?..