Крейсер I ранга "Рюрик" (1889-1904) - Рафаил Мельников

Когда японцы скрылись из виду, на кораблях пробили отбой, дали команде обед. Около часа, застопорив машины, заделывали наиболее опасные (у ватерлинии) пробоины. К вечеру, исполнив печальный обряд отпевания погибших, похоронили их в море (жаркая на редкость погода не позволяла доставить тела на родину). Проверили боевое расписание, пополнили особенно поредевшие боевые посты. К исходу дня 2 августа у о. Рикорда встретили свои шесть миноносцев и, пережидая туман, перешли к бухте Славянка. Лишь к вечеру 3 августа корабли вошли в бухту Золотой Рог. На встречу кораблей вышел весь город. Однако “Рюрика” среди них не оказалось, и о его судьбе ничего не было известно.

“Наступил вечер, а затем и ночь накануне боя. После обычной в военное время тревоги “Приготовиться к отражению минной атаки” команде и офицерам отдано было распоряжение быть в полной боевой готовности… Прислуга спала у орудий, офицеры также примостились на верхней палубе, а кто и на задней площадке… Кругом было тихо, лишь изредка слышался подавленный вздох отдыхавшей у орудий прислуги… Я открыл глаза и увидел, что свет еле начинал брезжить. Вскочив и подобрав свой тюфячок, я спустился с площадки (…сзади нактоуза, где были и вахтенные сигнальщики, зорко следившие по сторонам к горизонту) на палубу, где шло уже усиленное приготовление к бою. Слышались мелкая дробь барабана и труба горниста, бившие боевую тревогу. Палубу скатывали водой. У входа в кают-компанейский люк я встретил мичмана Ивана Ханыкова, который, облокотясь, усиленно протирал глаза. Он командовал восьмидюймовыми орудиями.

– …Что, Иван Львович, будем сражаться?

– Да,- ответил он нехотя,- кажется, будет мордянка{11}.

Таким, по рассказу участника, было на “Рюрике” раннее утро 1 августа 1904 г. в те последние минуты перед боем, вслед за которыми загремели орудия, превратившие тихие пока еще палубы корабля в поле героизма, подвигов и мучительных человеческих страданий.

С начала боя “Рюрик”, шедший концевым, первым принял на себя огонь преследовавшей отряд японской эскадры. Энергично отвечая из 203-, а затем из 152-мм орудий, крейсер начал быстро прибавлять скорость, но движение отряда задерживала “Россия” – ход пришлось убавить. Это дорого обошлось “Рюрику” залпы японцев легли у борта крейсера, а затем дали накрытие. Первые же взрывы вызвали на корабле опасные пожары и тяжкие – с особенно жестокими и мучительными ранами – потери среди офицеров. Таким был разгоревшийся уже в 5 ч 20 мин от взрыва 203-мм снаряда пожар на баке, грозивший распространиться в глубь носового поданного люка, а из него по шахте в погреб 203-мм боеприпасов. Под руководством подоспевшего из боевой рубки старшего офицера Н.Н. Хлодовского вход в подачный люк удалось отстоять от огня, пожар был потушен. И почти следом же разорвавшийся новый 203-мм снаряд поразил Н.Н. Хлодовского – у него оторвало левую ступню, раздробило ноги. Придя в сознание после перевязки, он продолжал следить за боем и, превозмогая боль, до конца боя ободрял команду и офицеров.

На мучительную смерть обречен был и раненный в первые минуты боя командир плутонга 203- мм орудий мичман И.Л. Ханыков, вся спина которого обратилась в сплошную вскрытую до ребер кровавую рану. Почти одновременно в эти первые минуты сразило наповал и командира носового плутонга 152-мм пушек лейтенанта барона К.Ф. Штакельберга. Исключительно тяжелыми были и раны матросов, беспрерывно поступавших на перевязочный пункт. Мало кто был в состоянии сам прийти на перевязку.

По счастью, медицинская служба крейсера под руководством доктора Н.П. Солухи еще в мирное время не жалела сил на подготовку к самым суровым испытаниям: для доставки раненых по всему кораблю были рассредоточены патентованные носилки четырех самых распространенных на флоте типов, тщательно отработаны маршруты и способы доставки раненых на этих носилках в зависимости от места транспортировки (люк, трап, платформа) и вида раны. Во всеоружии были и операционные средства, развернутые в просторном помещении корабельной бани. В отличие от незащищенной кают-компании, где традиционно перевязывали раненых, баня была прикрыта с бортов угольными ямами, поглотившими во время боя до десятка разрывавшихся в них снарядов. Эта защита спасла немало жизней раненых матросов и офицеров. Столь же спасительной была и бесперебойно поступавшая на главный перевязочный пункт пресная вода -у назначенного для этого опреснителя бессменную вахту нес матрос Бронислав Пиотровский.

На всех боевых постах, обеспечивая безотказное действие оружия, систем, оборудования и механизмов, стойко, мужественно и неутомимо несли боевую вахту все 796 матросов крейсера. Четко действовали комендоры у орудий левого борта “Рюрика”, посылая снаряд за снарядом по врагу. Защищенные лишь орудийными щитами – на верхней палубе да настилом этой палубы в нижерасположенной шестидюймовой батарее, спокойно делали они свое дело среди хаоса смерти и разрушения, приносимого каждым новым взрывом японских снарядов. В средней части на верхней палубе, в наиболее поражаемом месте корабля невозмутимый, с таблицей стрельбы в руках руководил огнем своей 120-мм батареи мичман Г.С. Платонов.

Когда в носовом плутонге 152-мм орудий мичмана К.Г. Шиллинга вдруг заклинило патрон у одного из орудий, комендоры мигом добыли экстрактор, и спокойно разрядив орудие, снова включились в дуэль с концевым японской колонны “Ивате” (под контр-адмиральским флагом), постоянно стрелявшим с начала боя по “Рюрику”. Тут же, под огнем, исправляли комендоры подбитое левое орудие. Вражеские снаряды, разрываясь на верхней палубе, поражали прислугу расположенных на ней 203- и 120- мм орудий.

Смертельно раненным упал мичман Г.С. Платонов, часть орудийной прислуги его орудий полегла тут же. Грохот разрывов на верхней палубе смешивался со взрывами в батарейной палубе, где находились все шестнадцать 152-мм пушек. Все чаще раздавались крики: “носилки давай”. Число тяжелораненных нарастало. Немало их, уже получивших первую помощь, скопилось в коридоре, ужасная смерть от разорвавшегося в конце боя снаряда ожидала многих из них.

Все же те, кому позволяли силы, спешили после перевязки на свой пост. Квартирмейстер Борис Мирошниченко в кормовом плутонге на верхней палубе, заменив двух погибших комендоров, принял на себя командование плутонгом и, вернувшись после перевязки, продолжал вести бой. Непрерывно, пока не были разбиты дальномерные станции, передавали под огнем дистанцию до противника дальномерщики Михаил Масликов (не покинувший свой пост и после ранения), Павел Сергеев, Александр Тихонов, Александр Трохин.

Решительно откатывая в стороны беседки, которым грозил неминуемый взрыв, тут же ликвидируя пожары, помогая заводить пластыри в разных местах корабля, действовали на подаче снарядов матросы Артемий Меньшиков, Михаил Пирогов, Николай Россов, Сергей Рыбаков, Федор Дорохов, Сергей Карпов, комендоры Тимофей Солодякнн, Борис Павлов и многие их товарищи, в большинстве получившие ранения. Справившись с повреждением лебедок и элеваторов, восстановили подачу в своем погребе гальванеры Иван Березнев, Григорий Нечаев и матрос Никита Неншин. Трижды раненный не покидал поста у пожарных насосов Стона матрос Митрофан Королев, безостановочную борьбу с огнем вели у насосов матросы Август Зегер, Артур Шель, кочегар Тимофей Аржанников и весь их боевой расчет. Они же не раз принимались тушить пожары. Бесстрашно в составе своего пожарного дивизиона боролись с огнем матросы Павел Бажанов, Владимир Вязьмин, марсовой Матвей Яковлев, кочегар Степан Аксенов – нигде на крейсере пожары не помешали вести бой. В недрах корабля под броневой палубой, не всегда, впрочем, из-за обширных люков гарантировавшей защиту, несла свою героическую вахту машинная команда.