Тюльпанная лихорадка - Дебора Моггач

В небе висела полная луна. Ни один художник не изобразит все великолепие Божьего творения: даже думать об этом смешно. Луна – идеальный круг, более совершенный, чем все светила, которые Ян мог нарисовать в своих пейзажах; более правильный, чем пустые и жадные нули, какие он чертил на бумаге, подсчитывая нашу прибыль… Нули, которые в конце концов привели нас к катастрофе.

Улицы были пустынны. Призрачный свет заливал мостовую, по ней гулко стучали мои башмачки. В первый раз мне было безразлично, что меня увидят: я зашла уже слишком далеко. Вчерашней ночью я умерла для мира, а этой – исчезну совсем. Свобода придавала легкости моим шагам: я почти парила в воздухе.

Рядом со мной двигалась огромная луна, опрокинутая в воду. Мой мир перевернулся: небеса упали на землю. Вот почему в детстве меня так поражала гравюра с утонувшим городом: церкви под водой и плавающие мертвецы. Тогда мне казалось, будто они размахивали руками, моля о помощи. Теперь поняла, что они просто махали мне в знак приветствия. Я всегда знала, что рано или поздно окажусь в этой компании.

Воды Амстердама – зеркала, в которых отражаются наши суетные мысли. Мария тайком наряжалась в мое платье: она воображала себя мной. Но мое тщеславие было сильнее. Я хотела изменить сам порядок вещей. Самонадеянно вмешалась в планы Господа; моя гордыня была равносильна гордыне моего народа, отвоевавшего у моря свою землю. «Поистине Сам Господь сотворил эти земли, – писал один из наших инженеров, Андриес Вирелинг, – ибо это Он вложил в нас довольно разума и силы, дабы мы смогли их осушить». Какое лицемерие! Мы использовали имя Господа для оправдания своих поступков, хотя на самом деле нами двигала лишь воля к жизни.

Но зачем жить? Мир – химера, зыбкое отражение в воде. Не поэтому ли мы воздвигли свой город на огромных зеркалах? Когда-то я мечтала о новой жизни с Яном. Смотрела в воду и видела волшебный мир, где отражались мои мечты, где я могла стать счастливой. Но это была иллюзия, мираж, сотканный из атласного блеска и лунной ряби. За ним зияла пустота. Меня ослепили два смертных греха: похоть и гордыня, – и я перестала видеть правду.

Сегодня я расстанусь с миражом. Покину земной мир и воскресну в новом, ибо Иисус, мой возлюбленный, ждет меня, раскрыв Свои объятия. Теперь никто не сможет найти меня, даже мой милый Ян. «Есть только один способ исчезнуть, чтобы никто не стал меня искать». Ведь так говорили мы прежде?

Я остановилась на мосту. Внизу бурлила мутная вода. Я думала обо всем, что любила в этой жизни: о сестрах, о цветах с дрожавшими на лепестках капельками росы… об аромате чистого белья и запахе конской кожи, когда я зарывалась лицом в пышную гриву скакуна… о теплом вине, которое мы с Яном передавали друг другу вместе с поцелуем, о вкусе его тела на моих губах… Я вспомнила нашу первую ночь вместе, его ласковые пальцы, переплетавшиеся с моими, когда мы страстно и серьезно смотрели друг на друга… В нашем начале был наш конец, поскольку в глубине души мы всегда знали, что обречены.

У меня осталось мало времени. Скорее всего Ян уже бросился меня искать, а я находилась неподалеку, всего в нескольких улицах от дома Маттеуса. Я перегнулась через парапет, вглядываясь в отраженную луну. Она тоже смотрела на меня. «Суета сует, и всяческая суета…»

Я сняла плащ и швырнула его через ограду. Он поплыл по воде, как моя сброшенная кожа.

Теплым вечером в порт прибыла флотилия из шести военных кораблей. Толпы моряков устремились по трапам на сушу, чтобы после долгого плавания ступить на родной берег. Некоторые падали на колени и целовали землю, благодаря Бога за благополучное возвращение. Другие сразу шли в кабак. Весь прибрежный район бурлил от высыпавших навстречу людей: родственников, торговцев, уличных воришек, местных шлюх. Бродячие лоточники наперебой расхваливали свой товар. В соседних тавернах пылали очаги, из борделей доносилась музыка.

По улице, решительно прокладывая себе путь сквозь толпу, шагал молодой человек. Все его пожитки помещались в сумке, перекинутой через плечо. На его задубевших, просоленных морем щеках горел бронзовый загар. Восемь месяцев, проведенных в море, сильно изменили Виллема. Прежняя детская мягкость исчезла без следа, лицо стало по-взрослому худым и смуглым. Он шел уверенным и сильным шагом. Море сделало из него настоящего мужчину – стройного, жилистого, крепко стоявшего на ногах, несмотря на то что землю под ними еще слегка покачивало после плавания. Это был уже не тот Виллем, который прошлой весной бежал из города, полный горечи и разочарований. С тех пор он утратил свою невинность, но взамен получил нечто большее: все чудеса мира.

Чего только Виллем не повидал! Например, горы. Он, голландец, даже представить не мог, до чего это хорошо. Кто бы поверил, что на свете бывают такие крутые склоны? Виллем видел волны размером с гору и горы, задевавшие вершиной небо. Он видел исполинских китов, выраставших из-под воды словно чудовищный холм, – в океанских брызгах и блеске солнца, с бившей из спины тугой струей, – а потом плавно уходивших в бездну, увлекая за собой огромный хвост. Он видел метеоры, падавшие в сиявшем от звезд южном небе, и летучих рыб, вылетавших из волн большими стаями, будто рой блестящих стрел. Он видел города, похожие на сон, дивные купола Константинополя, очаровательные улочки Венеции, напоминавшей Амстердам, но более соблазнительной и лукавой, словно его порочная сестра.

Виллем не только наслаждался чудесами – он и сам был своего рода чудом. После скверной истории со шлюхой решил наверстать упущенное и встретил самый благосклонный прием. Легкомысленные девицы на трех языках восхищались его мощным инструментом. Виллем вступил в битву и одержал победу. Он сражался со штормами в Бискайском заливе, сворачивая снасти и крепя канаты. Насмерть бился с тропической лихорадкой и сумел выжить. Но самое главное, Виллем воевал с испанцами, и доказательством этому служил его полный кошелек.

Теперь у него водились деньги. Не то шальное золото, которое он когда-то нес по этим улицам, а солидный капитал, заработанный пóтом и кровью. Однажды осенью их корабль сопровождал торговый караван в Левант, и на него напал испанский галеон. После жаркой схватки голландцы захватили вражеское судно, забрали груз золота и поделили между собой. Все члены команды, от капитана до матроса, получили свою долю.

Вот почему Виллем был благодарен морю. Оно дало ему два источника существования: сначала рыбу, а теперь золото. Захваченной добычи и полученного жалованья вполне хватало, чтобы уволиться со службы и начать новую жизнь. Виллем не мечтал ни о чем особенном. Его устроит и скромный магазинчик. Только не рыбный: хватит с него рыбы. Лучше они будут торговать сыром – он и Мария.

Все эти месяцы Виллем честно пытался забыть о ней, но у него не получилось. Мария засела в нем, как свинцовая пуля. Она стала его хронической болезнью. Рана вроде затянулась, но ее источник продолжал сидеть под кожей: малейшее движение вызывало боль. Он отчаянно по ней скучал. Горечь разъедала сердце, но не могла убить любовь. Мария была его второй половинкой: вот так, ни больше ни меньше. Каких бы женщин ни обнимали его руки, Виллем всегда представлял Марию. Это ее глаза он искал в сумрачных минаретах Александрии.