Круиз с миллиардером - Лилия Орланд

Потом мы долго лежали, обнявшись и переплетя наши пальцы. Я никак не могла сформулировать вопрос, который мне очень хотелось задать. А Джон думал о чём-то своём. Наверное.

Мне было хорошо, тепло и уютно. Именно так, как и должно быть. Рядом с ним. А об остальном можно подумать и завтра.

Уже соскальзывая в сон, я наконец сложила в предложение слова, которые не давал мне покоя:

– Ты не боишься находиться со мной наедине?

– С тобой я ничего не боюсь, – ответил Джон, поворачивая меня на бок и прижимая к себе. – Спи, моя сладкая.

Проснулась я счастливой, ощущая рядом присутствие Джона. Мы снова занялись любовью, не в силах насытиться друг другом, как будто после долгой разлуки.

Я боялась, что с наступлением утра вновь вернётся вчерашнее недоверие и настороженность. Но Джон словно старался сгладить в моей памяти негативные воспоминания прошедшего дня и прилагал для этого все усилия. Он не просто обнимал меня, а практически не отпускал от себя, то и дело касаясь губами моей кожи, вдыхая мой запах. Он как будто не мог надышаться мной.

Я плавилась в его объятьях, таяла от нежности и счастья.

К завтраку мы безбожно опоздали. Вошли в столовую, держась за руки, оба со счастливыми улыбками на лицах.

Мередит и Адам сидели за столом, ожидая Джона. На «Аурелии» было так заведено, без него ничего не начиналось. Я считала это правильным. Ещё бы не хватало, чтобы всякие незваные гости распоряжались на чужой яхте без ведома хозяина.

Поэтому они сидели за пустым столом с недовольными минами, которые стали ещё более недовольными, как только поднялись по лестнице сияющие мы, так и не размыкая рук.

Джон усадил меня на стул и поцеловал тыльную сторону запястья. Я прижала ладонь к его щеке и улыбнулась, только глазами, но передавая ему всю силу моей любви.

Пит, получивший невидимый сигнал, уже возился с сервировкой стола. А Джон всё никак не мог от меня оторваться. Мне показалось, он что-то для себя решил. И это касалось меня.

Я услышала предупредительный кашель и вздрогнула. Скосила взгляд напротив, где сидел Адам. Его прищуренные глаза и сжатые в ниточку губы не обещали мне ничего хорошего.

– Джон, на нас смотрят, – шепнула тихонько, почти одними губами.

– Пусть все знают, что ты моя, и я тебя больше не отпущу, – ответил он громче, чем следовало.

И тут же раздался громкий скрежет металла по дереву, а затем оглушающий грохот. Адам так резко вскочил с места, что тяжеленный стул отъехал на несколько сантиметров назад и упал на дощатый настил палубы.

– Отец, что это значит?! – вскричал он. – Эта стерва чуть тебя не убила, а ты милуешься с ней у нас на глазах?!

Его глаза полыхали таким презрением, словно я отвратительный таракан, которого следует раздавить немедленно.

Я не выдержала этого взгляда и потупилась. Почувствовала, как полыхают мои щёки, а слёзы обиды уже готовятся продемонстрировать окружающим, как больно меня зацепили его слова.

Джон сделал шаг вперёд и почти неосознанным движением, задвинул меня себе за спину, защищая от нападок сына.

– Немедленно извинись перед Софией! – его тон был ледяным, и Адам рефлекторно поёжился. Где-то в глубине сознания он, наверное, понимал, что встал на опасный путь, и следует сойти с него как можно скорее, чтобы не пострадать. Но он уже, что называется, закусил удила, и слова отца вместо того, чтобы остановить, наоборот, ещё больше раздразнили Адама.

– Чтобы я извинялся перед какой-то шлюхой? Ещё… – начал было он, но не успел договорить.

Джон рванул к нему с такой скоростью, что я не успела сообразить, что происходит, не говоря уже о том, чтобы удержать его. Всё происходило как в замедленной съёмке и в то же время чересчур быстро.

Вот только что Джон стоял возле меня, защищая, а в следующее мгновение его кулак уже врезался в лицо сына. Голова Адама мотнулась назад. Брызнула кровь, красными каплями оросив сервировочный столик, посуду и еду.

Я вздрогнула от вида багряных капель. Адам с растерянным видом зажимал нос, но сквозь пальцы протекали две красные струйки.

– Собирай вещи, – спокойным тоном, словно ничего не случилось, произнёс Джон. – Ты сходишь в ближайшем порту.

Лицо Адама исказилось от ярости. Ещё мгновение он смотрел на отца, потом перевёл уничижительный взгляд на меня и бросился к лестнице. В наступившей тишине чётко слышали его дробные шаги.

– Джон, может быть… – начала было Мередит, но старший Кэлтон и ей не дал договорить.

– Ты можешь последовать за своим женихом, – резко перебил он.

И Мередит тут же выставила перед собой руки.

– Я не разделяю взглядов Адама, – произнесла она с извиняющейся улыбкой. – По крайней мере, в этом вопросе точно не разделяю. Прости, София, что мой жених так грубо себя повёл. Я уверена, что он остынет и извинится. Если Джон, конечно, сменит гнев на милость.

Мередит посмотрела прямо на меня и просительно приподняла брови.

Мне стало неловко, что из-за меня поругались отец с сыном. Наверняка же их связывают более глубокие чувства, чем со мной, случайной любовницей, которую он знает без году неделю.

– Джон, – начала робко, неуверенная, какими именно словами объяснить, что сейчас чувствую. – Я не сержусь на Адама, думаю, он не хотел…

– Хотел, – резко оборвал меня Джон. – Хотел и сделал. Поэтому на «Аурелии» ему больше не рады.

Он был очень зол, и меня ещё раз кольнуло чувство вины. Бросив на Мередит предупреждающий взгляд, Джон тоже направился к лестнице.

– А как же завтрак, мистер Кэлтон, – кок растерянно осматривал стол, превратившийся в поле боя.

– Прости за беспорядок, Пит, – ответил Джон, даже не оборачиваясь на уничтоженные шедевры кулинарного искусства, – мы с Софией позавтракаем на берегу.

Мы с Мередит остались наедине, если не считать тихонько ругавшегося из-за испорченного завтрака кока, собиравшего орошённые красными точками блюда обратно на сервировочный столик.

– Ты не должна сердиться на Адама, дорогуша, – она достала из клатча тонкую длинную сигарету и прикурила. – Ему сложно принять, что ты заняла его место в сердце отца.

– Именно поэтому он спит с тобой? – зло ответила я и тоже покинула столовую, но пошла на корму. Почему-то в добрые чувства Мередит мне совсем не верилось.

Мередит смотрела вслед этой наглой выскочке. И выражение её лица, прищуренные глаза не сулили лживой сиделке ничего хорошего.

Мередит не любила оставаться в дураках, а те, кто осмеливались вставать на её пути, потом жестоко жалели. Идя к своей цели, она сметала всё и всех на пути.