Истина короля - Мария Сергеевна Руднева

убежден, что безобидный вид и хорошая физическая подготовка – залог победы в любой кабацкой драке. Габриэль Мирт получил возможность убедиться в этом самостоятельно – когда встретил едва ощутимое сопротивление. Это и сопротивлением назвать было нельзя – слишком быстро он уложил всех троих лицом в грязь и теперь возвышался над ними, с отвращением отряхивая руки. Судя по всему, одежду эти господа не меняли уже несколько дней и отчаянно пренебрегали процедурами гигиены.

К концу драки дежурный полицейский наконец сообразил, что на его территории что-то происходит. Задыхаясь и поддерживая на голове норовящий упасть шлем, он подбежал в тот момент, когда мощный хук снизу мистера Мирта заставил последнего из обидчиков мисс Амелии прилечь на брусчатку.

За все время драки мистер Мирт не проронил ни слова.

– Спасибо… О, Габриэль… – пробормотала мисс Амелия, и это заставило его вскинуть голову:

– Вы в порядке, моя дорогая? – ласково спросил он.

Девушка кивнула.

– Да, я в порядке.

– Они не успели ничего вам сделать?

– Нет, вы вовремя подоспели…

– Сэр, леди… Извольте объяснить, что здесь произошло! – потребовал наконец отдышавшийся полицейский.

Мистер Мирт смерил его презрительным взглядом.

– А я считал, что вы нужны для поддержания порядка на этой улице, мистер…

– Скотт, сэр. Сержант Скотт.

– Сержант Скотт. Где вы были, когда эти трое… – мистер Мирт брезгливо ткнул одного из них носком ботинка. – Напали на благородную леди?

– На своем посту! – обиженно проговорил полицейский. – А почему благородная леди ходит пешком и без сопровождения, хотел бы я знать!

– С чего вы взяли, что она была без сопровождения? – запальчиво спросил мистер Мирт, но мисс Амелия придержала его за руку.

– Габриэль, вы в домашней рубашке и брюках, – улыбнулась она. – Здесь и правда есть моя вина: я отпустила кеб и решила пройтись пешком. Я сама их спровоцировала…

Лицо мистера Мирта побелело.

– Запомните одно, Амелия, – горячо произнес он. – Вы никогда, ни при каких обстоятельствах, не должны обвинять себя в том, что кто-то другой повел себя с вами жестоко. Вы не провоцировали их тем, что шли одна. Или тем, что женщина. Или даже тем, кто вы такая. Они просто мерзавцы и понесут заслуженное наказание. Так, сержант Скотт?

– Так, сэр…

– Мирт. Габриэль Мирт. Моя визитка, если потребуется выступить как свидетелю.

– Сэр Мирт. Они определенно понесут наказание. А вы послушайте мой совет – все-таки не отпускайте такую молоденькую и красивую девушку в одиночестве. Небезопасно это, пока такие вот существуют.

– Обязательно прислушаюсь к вашему совету, – равнодушно бросил мистер Мирт и, оставив троих преступников в руках лунденбурхского правосудия, повел мисс Амелию в дом.

Из дневника Джеймса Блюбелла

Лунденбурх, декабрь, 18** год

…приближается дата, которую я всегда отмечал черным в календаре. День самого страшного траура в моей жизни.

Какие увлекательные повороты случаются в нашей судьбе, не правда ли?

Я помню день, когда начался Призыв Просвещения, так ясно, словно это было вчера. Чэйсон Уолш вел за собой толпу – тот самый бунт, который неизменно случается, стоит правителю хоть на миг потерять хватку. Так было в Элладе, в Галлии, в Русе, в Лигурии, и так случилось и на Бриттских островах.

В историю вошло лишь то, что сэр Уолш посчитал нужным сохранить для нее: нежелание моего отца, короля Чарльза Блюбелла VII, идти на переговоры, отрицание важности потребностей простых граждан, избегание ответственности за ссору с народом фаэ, за то, что они ушли… Как легко обставить все так, как нужно тебе, когда некому оспорить твои слова, не правда ли, Чэйсон?

Часто во сне я направляю пистолет ему в лицо и задаю этот вопрос снова и снова.

Только один вопрос…

Потому что горло пересыхает при попытке сформулировать что-то еще – например, как тебе спится после убийства невинного ребенка, маленькой девочки? О да, мистер Уолш, конечно, никого не убивал. Лишь попустительствовал ярости толпы, а потом наугад вытащил нескольких особо буйных, обозначил их виновными в превышении дозволенного и повесил за государственную измену – в назидание всем остальным. Без сомнения, Призыв Просвещения был собран для того, чтобы королевская семья всем составом переселилась в самое дальнее поместье на окраине Каледонии и никогда и носа не показывала в процветающий Лунденбурх. И никакого Права на смерть не понадобилось бы, не правда ли?

Смешно, но в это поверили.

И не было никого, чтобы опровергнуть эти слова.

И никого не осталось, чтобы отомстить. Только я.

Помню, как Юй Цзиянь приносил мне бриттские газеты. Тайком, под мундиром, потому что я жаждал знать, что творится на родине, знать наверняка, а не из тех огрызков, что мне предоставлял генерал Люй, пытаясь беречь меня. От чего меня стоило беречь? Если я выжил – чудом и волей наших могущественных союзников, – то явно не для того, чтобы прятаться до конца их жизни в золотом дворце, ловя сочувственные взгляды и вздохи при каждом появлении на публике. Я яростно вгрызался в каждый клочок газеты, в каждую крупицу информации о том, что натворил Уолш в моей стране, и с каждым днем во мне крепла решимость и желание совершить то, ради чего я вернулся.

Много позже – после покушения на мою жизнь и атаки бриттами ханьского порта, после обострения отношений между нашими двумя империями, после исчезновения Цзияня я понял, как именно должен воплотить свою месть. Жадное стремление уничтожить Чэйсона Уолша уступило место холодному пониманию, что прошлого не вернуть. Ни смертью одного человека, ни смертью многих. Но можно отплатить, вернуть покой моей семье, уничтожив символ Призыва Просвещения – мой родной дом. Я взорву его вместе со всем Парламентом, я унитожу их, я сотру их с лица земли…

Глава 14

То, что я делаю

Кеб остановился перед большими коваными воротами. Пассажир спрыгнул с подножки кеба, сделал несколько шагов, и ворота бесшумно распахнулись перед ним.

– Началось, – прошептал Габриэль Мирт, щурясь на холодное зимнее солнце.

Еще один шаг – и он превратится из чудаковатого затворника-изобретателя в человека, меняющего мир. Таким, какой он был, он уже не останется – паровая машина привнесет за собой сомнения, споры, раскол общества, перемены во всем: от дорожных карт до склада ума людей. Мистер Мирт не был уверен, что он к этому готов.

Знали ли фаэ, оставляя подменыша у дверей королевской резиденции, что получится из того, кто должен был стать мостом, опорой, связью для двух миров? Испокон веков фаэ отдавали своих