«Маленький СССР» и его обитатели. Очерки социальной истории советского оккупационного сообщества в Германии 1945–1949 - Марина Евгеньевна Козлова

А вот идея с почетным президиумом была подхвачена. В августе 1948 года на очередном партактиве партийный секретарь Управления по делам советских акционерных обществ Шунин (правая рука Б. З. Кобулова) предложил избрать почетный президиум в составе Политбюро во главе «с великим вождем нашей партии тов. Сталиным»474. Предложение было принято под продолжительные аплодисменты. На следующих партактивах ритуал закрепился, только сила аплодисментов была скорректирована в сторону большего эмоционального накала. В соответствии с новыми веяниями они стали «бурными»475. Вскоре уже никто не удивлялся, когда коммунистов на партсобрании осуждали за то, что после лекции о «Кратком курсе истории ВКП(б)» почему-то «не было ни одного аплодисмента»476.

Что касается Кобулова, то он, говоря современным языком, явно стал лидером общественного мнения в пропаганде и насаждении культа вождя в СВАГ. Без таких людей в принципе невозможно было трансформировать идеологемы партийного дискурса в нужном лично Сталину направлении. Кобулов обладал всеми необходимыми чертами – начиная с близости к вождю и кончая склонностью к восточной риторике. Заканчивая свое выступление на партактиве в августе 1948 года, он заявил: СВАГ оправдает доверие, «оказанное нам нашим великим вождем товарищем Сталиным»477. Показательно, что Главноначальствующий СВАГ В. Д. Соколовский на том же партактиве завершил свое выступление без официоза и дифирамбов: «…по мере сил и возможностей работать не покладая рук… тогда вопрос репарационного плана… будет для нас просто улыбочкой…»478

Партактивы СВАГ 1948–1949 годов, многолюдные партийные мероприятия имели особую тональность. Хорошо видно, как бронзовеет культ, как идет прививка правильного речевого поведения, как мем «Сталин» звучит все патетичнее и все больше отдает дурновкусием. Мы четко видим идеологических аниматоров. Эти лица, приближенные к верхам, тонко чувствовали намеки времени и понимали, когда надо переходить на новый уровень славословия. Однако не всегда их инициатива, без внятных указаний сверху, немедленно подхватывалась внизу.

На фоне раздуваемого партийным руководством культа вождя и бесконечных апелляций к его авторитету разворачивались дисциплинирующие идеологические кампании второй половины 1940-х годов. Они были призваны сформировать «настоящего патриота», сочетавшего «безграничную любовь к своему народу со жгучей ненавистью ко всем и всяким врагам…»479, ко всему чужому и несоветскому. На постановление ЦК ВКП(б) «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“» от 14 августа 1946 года (тогда впервые прозвучала резкая критика литераторов за «дух низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада»480) партийные организации СВАГ поначалу отреагировали слабо. Тем более что 27–28 августа, через несколько дней после выхода в свет постановления, в СВАГ проходил партактив с «проработкой» другого решения ЦК481, поэтому в основном докладе о новых указаниях не было сказано ни слова.

Оперативно откликнулся полковник С. И. Тюльпанов, начальник Управления пропаганды СВАГ, попытавшийся расширить и актуализировать трактовку постановления. Не останавливаясь на «упадничестве» Зощенко и Ахматовой, он сразу заговорил о том, что воспитание коммуниста в Германии происходит в особых условиях: «В кружках преподают марксизм, а вышел на улицу – капитализм», даже «на вполне зрелых людей всегда действуют формальные и иллюзорные „свободы“ капиталистического мира». Тюльпанов апеллировал к «достаточно здоровому советскому сознанию», говорил о воспитании «политического чутья, чтобы разоблачить эту гниль…»482. Он предостерег от западных напастей и точно определил (предопределил?) направление главного удара партии. Но также увидел и нараставшую тенденцию к изоляционизму, чреватую ослаблением советского влияния на немцев: «Мне иногда кажутся обидными рассуждения, что нужно „изолировать“ наших людей, что нужно их оградить железной проволокой от всего немецкого, иначе на них это повлияет. Вот в Хемнице дошли до того, что один жилой дом офицеров среди города окружили колючей проволокой, на смех всем немцам. Изоляция здесь нереальна, а главное помнить, что вся наша работа связывает нас с ними»483.

Следующий этап борьбы с низкопоклонством перед Западом пришелся на лето 1947 года. 16 июля появилось Закрытое письмо ЦК ВКП(б) «О деле профессоров Клюевой и Роскина» и материалы суда чести над ними. Биологи, член-корреспондент Академии медицинских наук СССР Н. Г. Клюева и профессор Г. И. Роскин создали препарат от рака «КР» (круцин). Американцы предложили издать их книгу и провести совместные исследования. Академик В. В. Парин с разрешения властей передал американским ученым рукопись книги и ампулы с препаратом. Это вызвало недовольство Сталина. Парин был арестован и осужден. Против Клюевой и Роскина была развязана кампания, разоблачающая действия ученых как проявление «низкопоклонства и раболепия» перед буржуазной культурой Запада. Они были привлечены к суду чести, который вынес им «общественный выговор»484.

«Дело КР», как считают В. Д. Есаков и Е. С. Левина, посвятившие этому вопросу специальное исследование485, было поворотным моментом в резком переходе страны к холодной войне, тотальной секретности и самоизоляции. Понятно особое значение подобного «дела» именно для СВАГ, сотрудники которого постоянно взаимодействовали с «враждебным окружением». Другое дело, что партийные органы военной администрации не смогли оперативно отреагировать на сигнал из Москвы. Только что, 4–5 июля, прошел партактив486. Затевать новый было преждевременно. Тем более что сначала было предложено обсудить тему кулуарно, среди начальства. Политуправление СВАГ рекомендовало, возможно, по указанию сверху, провести специальные совещания, на которых с письмом должны были ознакомиться начальники отделов.