Собрание сочинений. Том 3. Жак. Мопра. Орас - Жорж Санд

куда никто не явится подслушивать наши слова, читать наши мысли, разгадывать взгляды. Людская злоба сюда не проникнет. Когда тебе захочется расстаться с этим уединенным уголком, будь уверена, что Сильвия не поедет с тобою в Париж, а потому знакомые твоей маменьки не будут задавать тебе затруднительных вопросов относительно Сильвии.

Мне кажется, Жак прав, и, значит, я сделала глупость. Я попыталась ее исправить, но безуспешно.

— Я не беспокоюсь о мнении общества, я не собираюсь выезжать в свет, — ответила я. — Но вот как быть со слугами? Что они будут думать и говорить про вашу чрезмерную близость?

— Заботиться о том, что думают и говорят обо мне. слуги, я не привык, — надменно ответил Жак. — Я всегда поступаю так, чтобы не подавать им дурного примера, и полагаю, что лучшими судьями непорочности нашего поведения как раз и окажутся эти свидетели, которыми мы окружены и которым известна вся подноготная нашей жизни. Не знаю, найдут ли они противоречащим законам светских приличий то, что Сильвия живет в нашем доме и обращается с нами запросто, но уверен, что они никогда не скажут, будто мы в чем-либо погрешили против порядочности.

Жак умолк и с мрачным видом зашагал по комнате. Несколько раз я заговаривала с ним — он меня не слышал. Наконец он направился к двери, я бросилась к нему.

Я видела, что ужасно раздосадовала его, и, думалось мне, — угадала, что он принял решение вроде того, за которым последовало исчезновение проклятого романса и высылка бедняжки Розетты. Я остановила его.

— Послушай, Жак, — сказала я, вся замирая от страха. — Я, конечно, была неправа и наговорила всяких нелепостей. Ради Бога, не говори ничего Сильвии, не лишай меня ее дружбы; достаточно того, что я лишилась твоей любви.

Я упала на стул и едва не лишилась чувств. Жак поцеловал меня с горячей нежностью, как в первые дни.

— Обещаю тебе совсем позабыть о нашем объяснении, — сказал мне он, — и никогда не говорить о нем Сильвии. Совершенно ясно, что это не ты, а какая-то другая женщина говорила твоими устами. Ты такая добрая, бедненькая моя Фернанда! Наберись сил и не слушай ничьих советов, кроме велений собственного сердца.

Жака всегда преследует мысль, что маменька восстанавливает меня против него. Правда, она не очень-то его любит, но Жак ошибается, если воображает, будто я рассказываю ей то, что происходит у нас в семье. Я только с тобой могу быть так откровенна. Ах, будь она проклята, наша разлука! Твои советы издалека зачастую приносят мне больше вреда, чем пользы. То я очень плохо объясняю тебе свое положение и поэтому ты не можешь правильно судить о нем; то я очень уж неловко применяю твои советы, как его улучшить. Да еще, надо признаться, я по своему легкомыслию или ограниченности ума не умею справиться с препятствиями, которых ты не могла предвидеть. Как я была спокойна и счастлива, когда мне пришло на ум начать объяснение с Жаком, которое его взволновало и серьезно обидело! Но теперь наша жизнь стала куда веселее. Дай Бог, чтоб она опять не сделалась несчастной по моей вине.

Право же, для нас очень полезно, что с нами живет Сильвия. Нет человека лучше ее и добрее. Она большая оригиналка, таких я еще никогда не встречала. Чрезвычайно деятельная, гордая, решительная. Ее ничем не испугаешь, ничем не удивишь. Она в тысячу раз умнее меня, и беседы с нею более полезны для меня, чем все книги, которые я прочла. Менее молчаливая, более общительная, чем Жак, она лучше него угадывает, что именно мне непонятно, и объясняет, опережая мои вопросы. Хотя характер у нее жизнерадостный и несколько насмешливый, ее, по-моему, осаждают очень печальные мысли, и это меня удивляет. В ее-то годы, и при таком очаровании, каким ее одарила природа!.. Должно быть, тут замешана несчастная любовь. По-моему, Сильвия — натура восторженная. Даже дружбу свою она выражает так пылко, что видно, как много в ее сердце огня и преданности; быть может, в юности у нее был неудачный роман. Теперь она как будто питает неприязнь к нежным чувствам и говорит, что любовь — мечта, без которой жизнь очень прозаична, зато спокойна и легка. Она не раз спрашивала меня, как я думаю — нельзя ли обойтись без любви. Но в ответ я заявляла, что тот, кто изведал любовь, не может отказаться от нее — иначе умрешь от тоски и печали. Жак слушает нас с грустным видом и на все наши рассуждения отвечает одним и тем же изречением; «Смотря по обстоятельствам». Ведь эта сентенция его ни к чему не обязывает. Мы делаем большие прогулки, Сильвия обучает меня начаткам ботаники и энтомологии. По вечерам мы поем и, право, можем похвастаться нашим трио. У Сильвии великолепное контральто, и владеет она им так хорошо, что, конечно, могла бы сделать прекрасную карьеру как певица.

— Просто удивительно, что при твоем презрении к закоренелым предрассудкам общества, — сказала я ей вчера вечером, — тебя не прельстило такое своеобразное и такое блестящее поприще.

— Разумеется, я бы попробовала вступить на него, — ответила она, — не будь у меня средств к существованию. Но мне всегда хватало маленького наследства, которое я через Жака получила от своих родителей. Благодаря ему я могла свободно следовать своим вкусам, а они всегда влекли меня к безвестной, одинокой жизни. Самым страшным для себя я считала зависимость. Если б я почувствовала, что обречена жить определенным образом, в определенном месте, я возненавидела бы и этот образ жизни и это место, хотя они и соответствовали бы моим склонностям. А при мысли, что я завтра же могу уехать куда мне заблагорассудится, я способна остаться двадцать лет в каком-нибудь уединенном уголке.

— Совсем одна? — спросила я.

— Будь возле меня душа, хорошо понимающая мою, я жила бы счастливо; без нее я предпочла бы одиночество. Жить одиноко, но в спокойствии, разве это плохо?

— Да что ты! — воскликнула я. — Одиночество! Такое будущее не пугает тебя? Неужели тебе никогда не приходило желание выйти замуж, чтобы иметь опору, друга на всю жизнь, стать матерью? Да ведь слаще этого нет ничего на свете!

— Я не боюсь ни настоящего, ни будущего, — ответила Сильвия, — у меня достанет силы не приходить в отчаяние от приближения старости. Я не чувствую потребности в опоре: у меня хватит мужества перенести в жизни все мучения. А вот найти друга, который никогда не изменит, — такое счастье выпадает одной женщине из тысячи. Ты простодушный ребенок, Фернанда, если думаешь,