Последняя охота - Жан-Кристоф Гранже

– Хотите сказать, всех их устраняли?

Ньеман с довольным видом надел колпачок на фломастер – он так и не расстался с некоторыми «педагогическими закидонами» (ему нравилось преподавать!) и произнес назидательным тоном:

– Еще слишком рано утверждать это наверняка, но давайте будем считать, что всех убили, как Юргена и Макса.

– И Гейерсберги прятали трупы, чтобы скрыть убийства?

– Звучит безумно, но – да…

– Эти люди сами уничтожают своих наследников?

Ньеман встал перед столом, за которым устроились Кляйнерт и Ивана, заложил руки за спину, расставил ноги на ширину плеч и приготовился объяснять «дурачкам» суть вещей.

– Не думаю. Но у них есть тайная причина принимать самопожертвование как должное.

Кляйнерт вскочил, не в силах сдерживаться:

– Это уж слишком!

Ньеман, так и не снявший пальто (еще один актерский трюк!), нацелил на немца указательный палец и повысил голос:

– На этот раз что-то сорвалось, и тела обнаружили!

Кляйнерт пошел к окну, оглянулся через плечо на Ивану, и она по глазам поняла, что он хочет сказать: «Ваш шеф совсем рехнулся!» – но была, как всегда, на стороне Ньемана.

– И кто, по-вашему, режет наследничков?

Ньеман уронил руки, признавая свое бессилие:

– Понятия не имею.

Наступившая тишина была очком в пользу Кляйнерта, француз посулил им золотые горы, но гора родила мышь.

Ньеман понял, что необходимо перехватить инициативу, и спросил Ивану:

– Что за важную информацию ты нарыла?

Она открыла блокнот:

– Я позвонила приятелю-кинологу из Нейи-сюр-Сен. Он сказал, что все рёткены страдают генетическим дефектом, их организм плохо усваивает цинк.

– Ну и?..

Ивана сверилась с записями:

– Псы этой породы должны принимать особый препарат, биодобавку с цинком. Ее заказывают у ветеринаров или покупают в аптеке… Если кто-то разводит рёткенов, его можно выследить по «цинковому следу».

Ньеман обратился к Кляйнерту, который так и нависал над подоконником, как над палубным леером:

– Нужно обзвонить всех ветеринаров в округе.

– Уже делается. Заодно мои люди проверяют аптеки.

– Мы не можем дать слабину, дружище, только не сейчас, – подлизался майор. – Люди из Штутгарта прибыли?

– Будут здесь через два часа.

– Мы должны собрать максимум информации до их появления!

– И вы, конечно, поделитесь с ними? – язвительно поинтересовался немец, как опытный провокатор.

Ньеман не ответил. Он хотел сам довести расследование до конца, и Ивана его в этом поддерживала. Лесной убийца принадлежит им!

Комиссар воспользовался замешательством коллег, чтобы коротко рассказать об ассоциации «Черная кровь», и передал Ньеману список состоящих в ней охотников, в большинстве своем закоренелых уголовников-рецидивистов.

– Это они, – пробормотал сыщик, проглядев данные. – Вы их допросили?

– Прекратите мыслить в рамках «растяжимого» времени! Мы добыли эту информацию всего час назад. Мы можем сделать одно – вызвать их в участок и…

– У нас нет времени на миндальничанье.

– Мы должны соблюдать процедуру. Хотя бы…

Ньеман шумно вздохнул:

– А о старике Франце что-нибудь удалось узнать?

– Хотите поговорить о вашем подозреваемом номер один? – с иронией в голосе поинтересовался Кляйнерт. – Ладно, слушайте. У него алиби на время обоих убийств, а колеса его инвалидного тарантаса не оснащены для кросса.

– Забавно… Как он стал калекой?

– Франц сказал правду: в семнадцать лет на охоте пуля пробила ему позвоночник.

– Имя виновника происшествия известно?

– Следствие квалифицировало его как несчастный случай.

– Что делает Франца крепким подозреваемым. Единственным человеком, у которого был серьезнейший мотив мстить Фердинанду через детей. А вдохновение он черпал в охоте с подхода.

– Франц пострадал во время облавы.

– Вы прекрасно понимаете, что́ я имею в виду.

– Нет, коллега. Не понимаю! – разозлился Кляйнерт. – Вы с самого начала морочили нам голову охотой с подхода, а теперь предлагаете забыть, что Франц стал жертвой банального несчастного случая на охоте, чему были свидетелями тридцать человек.

Ньеман пошел к двери:

– Черные охотники, несчастные случаи, охота с подхода… встряхните все это и найдите мне что-нибудь до появления ребят из штутгартской уголовки!

– А вы куда? – Ивана закричала отчаянно, как ребенок, которого предатели-родители снова бросают в детском саду.

– Скажу несколько ласковых слов графине, она с первого дня водит нас за нос, – через плечо каркнул Ньеман и вышел, хлопнув дверью.

Он испытывал извращенное удовольствие, бросая свою помощницу и комиссара на произвол судьбы с печальной перспективой сложного брифинга.

Ивана и Кляйнерт улыбнулись друг другу, вполне довольные тем, как все устроилось.

Он воображал семью, готовую пожертвовать одним из наследников во исполнение договора с дьяволом. Он воображал Черных стрелков – тех, которые появились в семнадцатом веке, а может, раньше. Он воображал графа Зароффа, охотившегося на людей. Он воображал…

Ньеман сосредоточился на дороге. Над лесом простиралось небо немыслимой серой гаммы – железное, стальное, «нержавеечное». Солнце подсвечивало его из-за завесы облаков, и оно сверкало тысячами блесток.

Ему вдруг стало зябко. Он вспомнил, как бежал вниз по долине за домом бабушки с дедушкой. Реглис наступал ему на пятки, сердце билось в такт грозовым раскатам…

Ньеману пришлось предъявить беджик новым охранникам, и только после этого его пропустили на подъездную дорогу, ведущую к вилле Лауры. Он увидел двор, дом-аквариум, газоны… Святилище. Серые камни напоминали гравий кладбищенских аллей, а строгие линии здания делали его похожим на мавзолей. Сыщик вспомнил ужин с двумя братьями-дебилами, мертвое тело на опавшей листве и голову с дубовой веточкой в зубах, пристроенную рядом с трупом…

Внедорожник Лауры на парковке – уже хорошо.

Он позвонил, ожидая, что она сама откроет дверь, но на пороге возник слуга и, шамкая, сообщил на приблизительном английском, что «госпожа графиня отсутствует». Ньеман прижал беднягу к двери и мгновенно услышал уточнение: «Лаура фон Гейерсберг отправилась помолиться в часовню, стоящую в глубине парка».

Миновав опушку, сыщик пошел по тропинке, петлявшей между елями. Его окутал аромат коры и листьев, смолой пахло так сильно, как будто рядом была делянка свежесрубленных деревьев. Он представлял, как сок стекает на мох и папоротники, оставляя на листьях крошки стружки. Сквозь ветки проглядывало глухое, замкнутое на себя небо, удерживающее запахи под гигантским ржавым куполом.