Секрет черной книги - Наталья Калинина

Так и сделали. Прошли они уже так с десяток домов, и везде Петра с искренней радостью уговаривали сесть за стол. Он входил в избу, крестился на образа и желал дому добра. А затем на приглашение хозяйки отобедать отвечал отказом. И только на третий раз брал то кусочек хлеба, то студня, то ложку супа, пробовал и, похвалив, уходил. И только когда оставалось лишь три дома, в семьях которых жили молодые парни, все пошло не так. Вошел Петр в избу, хозяйка радушно улыбнулась ему. Но когда гость перекрестился на образа и пожелал добра, вдруг переменилась в лице и закричала:

– Уходи, человек! Не с добром ты сюда пришел!

– Что ж ты, добрая хозяюшка, меня гонишь? Хлеба дай да воды напиться.

– Нет тебе ни хлеба, ни воды!

Не стал Петр спорить, поманил за собой следовавшую за ним по пятам Лукерью и вышел во двор.

– Вот этот дом колдун пометил. Сюда собирается прийти. Я останусь здесь ночевать. А ты собирай мужиков, пусть стерегут в засаде. Как я дам знак, так пусть хватают колдуна да не выпускают, что бы ни происходило. А я свое дело буду делать. Колдун вырываться будет, а они пусть держат. Упустят – другого шанса уже не выйдет.

Сказано – сделано. Собрала знахарка мужиков крепких со всей деревни. Устроили засаду, попрятавшись во дворе то за бочками, то за телегой, то за поленницей дров. Петр устроился в ожидании на крыльце. Ждет, прислушивается к каждому шороху. В доме давно спать легли, да только, предупрежденные о визите колдуна, не спят. Но соблюдают тишину, боятся. А ночь проходит, и ничего не происходит. Сумрак развеялся, петухи уж огласили деревню криками, извещая о наступлении утра. Мужики, насупленные и сердитые, обрушились на Петра с упреками, мол, обманул или ошибся.

– Нет, – твердо ответил ведун. – Будем ждать. Он придет. Не этой ночью, так следующей.

Еще ночь провели мужики в засаде зря. И только на третью после полуночи раздались вдруг тихие шаги, скрипнула калитка. Петр мгновенно вскочил на ноги и приготовился, ощупал надетый под рубашку оберег – ладанку на кожаном шнурке. Мать еще плела шнурок для этой ладанки с любовью. И как повесила ему этот оберег на шею – еще мальчишке, так Петр и носил его с собой по сей день. Матери уже давно нет, и шнурок, ею сплетенный, протерся. Ослабела бы его сила, если бы Петр другое не придумал: вложил в ладанку засушенные цветы из букета, собранного ему его маленькой дочкой. Любовь дочери к нему и его к ней и служила ему сильнейшей защитой от зла. Не было сильнее для него оберега. Быстро поцеловал Петр ладанку, сунул ее обратно под рубаху и подал мужикам условный знак. Те выскочили из засады и схватили в темноте человека. Зашумели, закричали, осыпая проклятиями колдуна.

– Папенька, не убивайте! Это я! – раздался вдруг молодой голос. Один из мужиков зажег фонарь и поднес к лицу пойманного. Ахнули хором мужики, увидев, что поймали молодого парня Сашку. Да не кто иной, как отец, держал его за руку.

– Сашенька… Как же так? Ты же ведь умер… – пробормотал мужик и невольно разжал пальцы.

– Не отпускайте его! Держите! – закричал Петр. Да куда там! Оторопевшие от такого поворота мужики не сразу сообразили, что неделю назад оплакивали всей деревней молодца. Выпустили его, расступились. А Сашка уж и был таков.

– Держите его! Это он, колдун! – завопил молодой ведун, кто-то из мужиков, спохватившись, бросился вдогонку, метнул топор и попал в плечо колдуну. Взвыл тот страшно от боли, обернулся черным вихрем, закружился-завертелся и пропал.

– Ищи его теперь, – вздохнул кто-то из мужиков. – Нечисть проклятая!

Петр ничего не ответил. Только вновь достал ладанку на шнурке и что-то шепнул в нее, а затем спрятал обратно на груди.

…Иван Неторопов в ту ночь, когда ловили колдуна, отсутствовал: опять торговые дела позвали его в город. Вернулся уже к обеду. Марфа хлопотала, как обычно, встретила его приветливо, но была излишне бледна да руку правую держала как-то необычно, будто не поднималась она у нее.

– Что с тобой, Марфонька? – испугался Иван.

– Ай, Ванечка, полезла в погреб за сметаной – да ступенька подо мной провалилась. Упала, ушиблась.

Встревожился Иван, открыл крышку погреба, оглядел лестницу. Так и есть: одна перекладина сломана. Заохал он, огорченный бедой с Марфой – это ведь и убиться могла! Взял молоток, гвозди и полез чинить лестницу.

– Надо тебе Лукерье показаться, – сказал он, закончив работу и умывшись. – А то и к доктору в город свожу тебя.

– Ай, что ты, милый!

И только Марфа так сказала, как в окно постучали: пришла Лукерья рассказать, как упустили ночью колдуна. Хозяйка пригласила гостью к столу, и знахарка не стала отказываться.

– Он обличия убиенных ими парней принимает, – закончила свой рассказ Лукерья. – Если все их обличия примет, то опять ослабеет, и тогда его можно будет победить. Если только он не прячет свою силу еще где.

Иван, услышав эти слова, даже есть перестал. Бросил взгляд на Марфу, увидел, что та хлопочет по хозяйству, но кто ее там знает, прислушивается ли к разговору? Узнает, что хранит ее муж черную книгу, напугается страшно. Дождался Неторопов момента, когда Лукерья домой собралась, вышел за нею во двор и успел только шепнуть о книге, но принести не успел, потому что вышла во двор и Марфа.

– Я скажу ему, Петру, – ответила Лукерья так, чтобы понял только Иван.

Она ушла, а Неторопов все ходил и думал, самому ли отнести книгу в дом к Лукерье, где остановился на постой Петр, или позвать ведуна. После того, что ему рассказала знахарка, стало ему страшно прикасаться к проклятому «подарку». Прямо какой-то животный ужас испытывал он только от мыслей о книге, будто мог подцепить от нее смертельную заразу.

К вечеру Марфа совсем утомилась: сказывалось то, что рука у нее болела и не поднималась.

– Завтра, милый, завтра я покажусь Лукерье. Да за ночь, вот увидишь, все пройдет! Я пойду спать, утомилась очень.

Уснула Марфа, а Ивана будто сила неведомая потянула в сарай, где прятал он книгу. Запустил он руку за поленницу, вытащил сверток, развернул его. Что делать-то с книгой? Отнести ли сейчас в дом к Лукерье? Пожалуй, так он и сделает. Не в силах больше хранить этот секрет. Развернулся Иван, чтобы идти, и вскрикнул от испуга, увидев за своей спиной Марфу.

– Что ты, милая, тут делаешь? Проснулась? Болит у тебя?

– Отдай мне книгу, – прошипела вдруг жена.

– Да зачем она тебе, Марфонька?.. Ты же и читать не умеешь.

– Книгу, – протянула она руки, но не к переплету, а к шее Ивана. Не успел Неторопов что-либо понять, как пальцы Марфы сомкнулись на его горле, царапнули до крови когтями кожу. Иван засипел, силясь что-то сказать. Но последнее, что он увидел в своей жизни, – страшно сверкнувшие в темноте глаза Марфы и искаженное нечеловеческое лицо, принадлежащее совсем не его жене.