Город бездны - Аластер Рейнольдс

Как бы то ни было, его остановили слишком поздно.

Небесный опустился на колени подле отца. Глаза Тита были открыты, но не могли сосредоточиться.

— Папа? Это я, Небесный. Пожалуйста, держись, ладно? Скоро придет помощь. Все будет хорошо.

Один из охранников тронул Небесного за плечо.

— Он сильный, Небесный. Ты знаешь, что ему полагалось войти первым. Он поступал так всегда.

— То есть, поступает так всегда.

— Конечно. Он выживет.

Небесный хотел что-то сказать, слова уже сложились у него в голове, но неожиданно момио зашевелился — медленно, как во сне, а затем все более энергично. На миг юноша не мог поверить собственным глазам: ни одно живое существо не могло двигаться после таких ранений, тем более с таким чудовищным проворством и ожесточенностью.

Выкатившись из капсулы, момио с кошачьей грацией вскочил на ноги, шагнул к одному из охранников и изящно взмахнул уцелевшей рукой. Острое лезвие рассекло горло, охранник рухнул на колени, из раны фонтаном забила кровь. На миг момио застыл, выставив перед собой руку-оружие, затем сложный комплект лезвий застрекотал и защелкал — один из ножей втянулся, пуская на свое место другой, сверкающий голубым блеском хирургической стали. Пассажир следил за этим процессом с завораживающим спокойствием.

И шагнул к Небесному.

Руки юноши все еще сжимали автомат Констанцы, но страх был столь силен, что ему даже не пришло в голову угрожающе поднять оружие. Момио смотрел на Небесного, мышцы странным образом перекатывались, словно десятки дрессированных личинок ползали между кожей и черепными костями. Но вот их беспорядочное движение прекратилось, и Небесному на мгновение показалось, что он смотрит в зеркало: лицо спящего казалось грубым подобием его собственного. Затем мышцы вновь задергались, словно по отражению пробежала рябь, и сходство исчезло.

Момио улыбнулся и ткнул Небесного в грудь сверкающим лезвием. Боли почему-то не было — казалось, спящий просто толкнул его под ребра. Задыхаясь, Небесный отшатнулся.

Сзади двое уцелевших охранников взяли оружие наизготовку.

Небесный сполз на пол, пытаясь втянуть легкими воздух. Вместо облегчения нахлынула нестерпимая боль. Нож пассажира почти наверняка проткнул легкое, а ребро оказалось сломанным при ударе. Но лезвие не задело сердце. И он может двигаться — значит, не поврежден и позвоночник.

Прошел еще миг. Почему охранники не открывают огня? Он видел спину пассажира — отличная мишень.

Разумеется, дело в Констанце. Момио стоит прямо между ней и охранниками. Слишком велик риск того, что пули, пробив тело диверсанта, заденут и ее. Она могла бы отступить, но двери, ведущие в соседние отсеки, герметично закрыты, и просто распахнуть их невозможно. Единственный путь — вверх по лестнице. Но диверсант тут же окажется у нее за спиной. Подниматься по лестнице с одной рукой — задача не из легких, но обычные представления о физических возможностях здесь едва ли уместны.

— Небесный… — произнесла Констанца. — У тебя мой автомат… и линия огня лучше, чем у них обоих. Стреляй же.

Все еще лежа и задыхаясь — воздух словно закипал у него в легких, — он поднял автомат и повел стволом в сторону пассажира, который спокойно шел к Констанце.

— Стреляй, Небесный.

— Я не могу.

— Сможешь. Ради безопасности Флотилии.

— Не могу.

— Стреляй!

Руки дрожали — он едва мог держать оружие, не говоря уже о том, чтобы стрелять прицельно. Небесный повернул дуло в сторону диверсанта, закрыл глаза, борясь с черной обморочной волной — и нажал на спуск.

Короткая очередь напоминала громкую отрыжку. Звук выстрелов смешался с металлическим звоном, с которым пули вонзались… не в плоть, а в бронированную обшивку коридора.

Пассажир замер на месте, словно собираясь вернуться за чем-то забытым, — и упал.

Позади него по-прежнему стояла Констанца.

Она шагнула вперед и пнула момио, но никакой реакции не последовало. Небесный выпустил автомат, пальцы безжизненно разжались. К нему уже подбежали оба охранника, продолжая целиться в пассажира.

Небесный с трудом перевел дух.

— Он мертв?

— Не знаю, — сказала Констанца. — Во всяком случае, никуда не спешит. Ты в порядке?

— Не могу дышать.

Она кивнула.

— Переживешь. Надо было застрелить его, когда я тебе сказала.

— Я застрелил.

— Нет, ты стрелял наугад, и тебе повезло с рикошетом. Ты мог бы перебить всех нас.

— Но не перебил.

Она наклонилась и подобрала с пола автомат.

В это время на лестнице появилась команда медиков. Разумеется, ни у кого не было времени вдаваться в подробности, и теперь они рассеянно озирались, не зная, кем заняться в первую очередь. Один из командующих тяжело ранен, ранения двух других членов экипажа также могут представлять опасность для жизни. Но был еще один раненый — тот, чей статус был еще выше, один из пассажиров, о ком их приучили заботиться с младых ногтей. Тот факт, что момио выглядел не совсем обычно, почему-то ускользнул от их внимания.

Один из медиков склонился над Небесным и, бегло осмотрев юношу, прижал к его лицу респиратор. В легкие хлынул поток живительного кислорода, и черная обморочная волна откатилась назад.

— Помогите Титу, — проговорил Небесный, указывая на отца. — И, если можно, пассажиру.

— Ты уверен? — спросил медик, уже успевший разобраться в ситуации.

Прежде чем ответить, Небесный покрепче прижал к лицу маску. В его сознании, опережая события, уже рисовались картины того, что он сделает с пассажиром, — самые изощренные пытки, которым он подвергнет убийцу.

— Еще как уверен.

Когда при очередной попытке вырваться из паутины сна я очнулся, меня била дрожь. Снова Хаусманн. Перед глазами все еще стояла пугающе яркая картина: я был рядом с Небесным и наблюдал, как его раненого отца уносили из камеры. В тусклом освещении каюты я осмотрел свою руку — в центре правой ладони смоляным пятном чернела свернувшаяся кровь.

Сестра Даша говорила, что штамм нестойкий, но болезнь едва ли оставит меня сама по себе. Само собой, ждать мне некогда — надо догонять Рейвича. И все же я вспомнил, как сестра Даша предлагала мне провести еще неделю в Айдлвилде, чтобы выгнать вирус. Лучше бы я согласился и не рассчитывал на собственный организм. К тому же, что бы мне не говорили, — где гарантия, что активность вируса уже достигла пика?

Следующее ощущение было знакомым и не слишком приятным — тошнота. Я не слишком привык к невесомости, а Нищенствующие не позаботились снабдить меня таблетками на случай подобных ситуаций. Несколько минут я размышлял, стоит ли покинуть кабину или просто лежать, терпеливо перенося мучения, пока мы не доберемся до Блестящего Пояса. Доводы моего желудка оказались более убедительными, и я направился в кают-компанию. В одной из инструкций, которые украшали каюту, сообщалось, что я могу купить там препараты, снимающие приступы тошноты.