Храм любви при дворе короля - Виктория Холт

– С любопытством. Если бы вы ей не нравились, она выражала бы это раздраженными звуками.

– Я рад, что я понравился хоть одному члену семьи.

– Не только ей, – ответила Сесили с обезоруживающей откровенностью. – Но и кое-кому еще.

Она непринужденно сделала легкий реверанс – Джайлс не ожидал такого от маленькой ученой.

– И еще кое-кому, – сказал Джек. – Пойдемте на сенокос. Там надо помочь.

К удивлению Джайлса, сам Томас Мор сидел на лугу у забора, пил из кувшина какой-то напиток, вокруг него расположились дочери.

Неужели это заместитель казначея, друг короля и кардинала?

– Вот и вы! Добро пожаловать! – воскликнул Томас. – Рад, что приехали, когда мы все дома. Сейчас самое время косить, и мне повезло оказаться здесь. Вам, конечно, хочется пить. Подходите к нам. Маргарет, есть у тебя кружка для мастера Херона? И отрежь ему ломоть хлеба.

Джайлса представили членам семьи. Хозяйка дома приняла его очень радушно, и даже мистресс Ропер, старшая дочь, легенды о ее славе ученой дошли до ушей юного Херона, не вызывала у него беспокойства.

Сесили и Джек сели рядом с ним. Рассказали, как обезьянка прогнала ласку.

Очень приятно было лежать в тени забора, подкрепляться, разговаривать и смеяться вместе со всеми.

Потом Джек показал Джайлсу поля, конюшни, плодовый сад, сараи, службы и наконец молочную.

Ужин за длинным столом на возвышении в зале прошел весело. Еда была простой, вместе со всеми сидел новый человек, которого, судя по всему, никто не знал, он появился, когда стали подавать еду, и его усадили за стол.

Разговор велся, пожалуй, слишком умный, звучали фразы по-латыни, классические ссылки, которых Джайлс не понимал, но в таких случаях ему не было необходимости высказываться, а леди Мор всегда была готова подколоть своих ученых и улыбнуться ему, словно говоря: «Самые умные здесь мы».

После ужина сидели на лужайке, потому что жара еще не спала, кое-кто принес лютни, и все пели.

В тот вечер Джайлс Херон был счастлив. Он чувствовал, что оказался не в чуждой или даже враждебной обстановке, а в своей среде.

Джайлс сидел рядом с Сесили, слушая ее приятное пение. Он уже понимал, что, влюбясь в нее и женившись на ней, угодит не только своему отцу, но и себе.

* * *

Когда сэр Джон Херон, казначей королевских покоев, сказал своему другу, сэру Джону Донси, что его сын Джайлс женится на одной из дочерей сэра Томаса Мора, сэр Джон Донси задумался.

Он подумал о своем сыне Уильяме и немедля отыскал его.

С Уильямом можно было говорить откровенно, этот очень честолюбивый юноша хватался за любую благоприятную возможность.

– Я слышал, Джайлс Херон женится на одной из дочерей Мора, – сказал сэр Донси сыну. – Быстро сориентировался. Однако есть еще одна незанятая мистресс Мор.

Уильям кивнул. К чему это сказано, объяснять ему не было нужды. Как не было нужды указывать на выгоды брака с дочерью столь близкого к королю человека.

– Мне надо отправляться в Челси, – сказал он. Отец его одобрительно улыбнулся. Не было нужды говорить: «Не раскрывай слишком своих намерений. Мор странный человек, и дочери его, несомненно, такие же. Тут нужна деликатность».

Уильям сам сообразит. Он достаточно честолюбив, чтобы в любой благоприятной ситуации проявить высшую степень такта и деликатности.

* * *

Лето кончалось. Дороти Колли, служанка Маргарет, играла в плодовом саду с ее сынишкой Уиллом. Неожиданно в траву упало изъеденное осами яблоко, и ребенок пополз к нему.

– Не надо, малыш, – сказала Дороти. – Не трогай его, милый. Фу… бяка!

Малыш загугукал. Дороти подняла его и прижала к груди. Он очень походил на свою мать, а Дороти любила ее. Маргарет обращалась с ней почти как с подругой, научила читать и писать, выказывала уважение и привязанность.

– Счастливый ты, Уилли, – сказала она ребенку. – Здесь, в Челси, мы все счастливые.

И задумалась о доме, без которого не представляла себе жизни.

Когда Дороти входила в дом, ее всякий раз охватывало чувство покоя. Она понимала, что это благодаря влиянию хозяина, рядом с ним все стремились жить по его высоким меркам.

Сейчас до нее доносилась вымученная игра леди Мор на клавесине. Однако даже такие звуки, раздаваясь здесь, казались мелодичными. Они напоминали, что ее милость, не особенно любящая музыку, упражняется в игре на клавесине и лютне, дабы показать мужу, когда он вернется, каких успехов добилась. Даже леди Мор смягчилась под его влиянием.

Правда, кончив играть, она заявит, что хватит зря терять время, для порядка разбранит кого-нибудь на кухне, однако завтра вновь примется осваивать лютню или клавесин.

Сердце Дороти забилось учащенно, потому что в ее сторону шел секретарь сэра Томаса – Джон Харрис.

Этот серьезный молодой человек в полной мере сознавал важность своей работы. Он стремился подражать своему начальнику во всем, даже перенял у него привычку небрежно набрасывать мантию на плечи и поднимать левое плечо чуть выше правого. Дороти обратила на это внимание, и улыбка ее стала приветливее.

Харрис пребывал в глубокой задумчивости и не сразу заметил Дороти.

Она заговорила первой:

– Добрый день, мастер Харрис.

Секретарь улыбнулся, на лице его отразилось удовольствие.

– Добрый день и вам, – сказал он, сел рядом с ней и улыбнулся ребенку. – Как вырос!

– Сестричка почти догнала его. Значит, вы сегодня не при дворе, мастер Харрис?

– Нет. Работаю дома.

– Скажите, правда о хозяине там высокого мнения?

– Да, очень высокого.

Дороти сорвала горсть травы и хмуро посмотрела на нее.

– Вы недовольны этим? – спросил Харрис.

– Я подумала – хотелось бы видеть всех девушек такими же счастливыми в супружеской жизни, как мистресс Ропер. Она вышла замуж, когда хозяин еще не стал столь значительным лицом. Мастер Ропер был рядом… они хорошо узнали друг друга… и в конце концов поженились. По-моему, это наилучший способ.

– Вы думаете об Уильяме Донси?

Дороти кивнула.

– Мистресс Элизабет, кажется, ничего не понимает. Конечно, он очень красив… и очень любезен с ней… но огонек в его глазах говорит, на мой взгляд, о любви к успехам, которые может обеспечить ему сэр Томас Мор, а не к дочери сэра Томаса.

– Дороти, вы проницательная женщина.

– Я их сильно люблю. Служу у них давно. Мистресс Элизабет очень образованна, но не знает жизни. Хорошо бы какой-нибудь тихий молодой джентльмен вроде мастера Ропера стал бы учиться здесь, мистресс Элизабет постепенно бы его узнала. И вышла за него, а не за мастера Донси.