Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965 - Дмитрий Медведев

Реальность же была менее восторженна и приятна. У американцев тоже были свои претензии к британцам, причем не только в 1940 и 1941 году, но и позднее, когда две англоязычные страны находились, по образному выражению Рузвельта, в «одной лодке». В отчете для Форин-офиса от 6 июля 1942 года сообщалось, что британское посольство в Вашингтоне имеет «фантастически низкую репутацию». Его характеризовали, как «снобистское, заносчивое, высокомерное, темное и сонное» место, «рассадник реакционных и пренебрежительных идей». Негативное мнение сложилось у американской общественности и относительно самих британцев, которых в США воспринимали, как империалистов, «чрезмерно предусмотрительных и враждебным всему новому», пропитанных пораженческими настроениями.

Держа фигу недовольства в кармане, американцы зря времени не теряли. Они предпочитали вести тонкую и выдержанную игру. Пока в мае 1940 года Черчилль привыкал к новой должности и пытался побороть внутреннюю оппозицию в военном кабинете, Рузвельт вступил с премьер-министром Канады Макензи Кингом (1874–1950) в секретные переговоры о перебазировании Королевского флота в случае капитуляции Британии из метрополии в страны Содружества. Президента поддержали аналитики из комиссии планирования объединенного штаба, считавшие, что «раз англичане не упускают из виду свои послевоенные интересы», то и «мы должны заботиться о собственных интересах». После капитуляции Франции Конгресс США принял резолюцию о непризнании «перехода какого-либо географического района в Западном полушарии от одной неамериканской державе к другой неамериканской державе». Одновременно США поспешили выступить в роли «опекунов» над теми территориями, чьи метрополии утратили независимость. К весне 1941 года были составлены планы размещения американских военных в Гренландии, Исландии, на Азорских островах и на острове Мартиника. 1940–1941 годы стали решающими в американской внешней политике. «Именно тогда шел высев самых разных идейно-политических культур и их селекция, в том числе американского подвида „мировой ответственности“, который после смерти Рузвельта утратит положительный заряд и выродится в заявку на мировую гегемонию», — указывает отечественный дипломат и историк В. М. Фалин (1926–2018).

Невилл Чемберлен не доверял США, еще в 1937 году выразив свое кредо: «Всегда самым лучшим и безопасным подходом является не ждать от американцев ничего, кроме слов». Старый лис времен Первой мировой войны Дэвид Ллойд Джордж также не обольщался относительно заокеанской державы, считая, что «США, несомненно, помогут нам всеми средствами, кроме военных». Какого мнения придерживался Черчилль? По целому ряду причин он был настроен более благодушно. Летом 1940 года Британия начала передачу США новых технологий. В сентябре семь британских ученых, возглавляемых Генри Томасом Тизардом (1885–1959), прибыли в Америку с черным металлическим чемоданчиком, в котором находились чертежи последних модификаций ракет, реактивного двигателя и один из опытных образцов магнетрона, дальнейшее развитие которого позволило разработать компактный радар с возможностью установки на самолетах. Среди переданных технологий содержались также последние наработки в области нового вида вооружения, использующего энергию атома.

Несмотря на реверанс в сторону Вашингтона, Черчилль признавал, что США придерживались отстраненной политики и беспокоились исключительно о собственных интересах. Во время заседания военного кабинета 27 мая 1940 года он отметил, что американцы «практически не оказали нам помощи в войне»; даже увидев, в насколько трудном положении оказалась Великобритания, они больше обеспокоены «потребностями собственной обороны». «Ваш народ сделал не слишком много», — заявит он в письме своему другу, американскому финансисту Бернарду Баруху (1870–1965), спустя месяц. В декабре 1940 года, отправляя Галифакса послом в США, он будет наставлять экс-главу Форин-офиса, что «мы не получили от Соединенных Штатов ничего, за что бы мы не заплатили, а то, что мы получили, не сыграло большой роли в наiем сопротивлении». Когда в конце августа 1940 года министр финансов Кингсли Вуд (1881–1943) предложит реквизировать у населения золотые кольца и прочие украшения с целью собрать дополнительно двадцать миллионов фунтов, Черчилль одобрит это предложение, но заметит, что к подобной мере следует обратиться в крайнем случае, когда «нам будет нужен какой-либо привлекающий внимание акт, чтобы пристыдить американцев».

Ни одно из представленных высказываний не нашло отражения во «Второй мировой войне». Черчилль не собирался обострять отношения с могущественным союзником. Однако полностью скрывать свою позицию он также не стал. Еще в первом томе, описывая зиму 1939/40 годов, он констатировал, что «ни один союзник не поддержал наше дело». США были «сдержаннее, чем когда бы то ни было». Он признавал, что «упорно продолжал переписываться с президентом», но «не встречал большого отклика». Во втором томе Черчилль приводит свое письмо премьер-министрам доминионов (август 1940 года), в котором искренне признает, что «не может сказать», как поступят США. «Они не дают никаких обязательств относительно поддержки», — разводил руками британский политик.

В подобных обстоятельствах выход был один — рассчитывать на самих себя. После падения Франции в июле 1940 года начался важнейший этап в многовековой летописи Туманного Альбиона. Он продлится всего несколько месяцев, но войдет в историю острова, как один из самых героических периодов. Современникам и последующим поколениям с легкой руки Черчилля этот период станет известен, как Битва за Британию. Пойдя на поводу у рейхсмаршала Германа Геринга (1893–1946), Гитлер решил сокрушить непокорный остров непрерывными бомбардировками с разрушением промышленных центров, уничтожением военных объектов и деморализацией гражданского населения. Но британцы поднялись в воздух и дали люфтваффе бой, не позволив противнику сломить дух нации и добиться поставленных целей. Одержанная путем многодневных воздушных боев победа стала, по словам В. М. Фалина, «неоспоримым и с точки зрения воздействия на ход мировой войны неоценимым успехом», «без натяжек и передержек» это было «первое поражение гитлеровской военной машины, первый сбой в стратегии блицкригов, первое вынужденное отступление».

Кульминационным эпизодом достопамятного противостояния стало 15 сентября 1940 года, когда был предпринят массированный дневной налет на Лондон и в небе сошлись в борьбе не за жизнь, а на смерть 630 истребителей Королевских ВВС со 1120 истребителями и бомбардировщиками 2-го воздушного флота Германии. Описывая столицу в этот период, Черчилль сравнил Лондон с «огромным доисторическим животным, способным переносить страшные раны, изувеченным и кровоточащим и все же сохраняющим способность жить». Самому знаковому дню Черчилль уделил в книге особое внимание. По сути, этот день и был «их звездным часом». «У каждого есть свой день, и некоторые дни длятся дольше остальных», — заметил Черчилль на одном из заседаний в палате общин. В определенной степени это высказывание применимо и к 15 сентября.

Знаковый день пришелся на воскресенье — «подобно битве при Ватерлоо», добавляет Черчилль. Он отправился на автомобиле в Аксбридж, в штаб 11-й авиагруппы, в которую входило двадцать пять эскадрилий, прикрывающих территорию Эссекса, Кента, Суссекса и Гемпшира. За сражением Черчилль наблюдал в оперативном центре, расположенном на пятнадцатиметровой глубине под землей. В помещении находился огромный стол с картой, на которой двадцать сотрудников отражали ход битвы в реальном времени. Непосредственное командование Королевскими ВВС, как и в другие решающие дни Битвы за Британию, осуществлял вице-маршал авиации Кейт Родни Парк (1892–1975). Черчилль вспоминал, как в один из моментов сражения, он заметил беспокойство Парка.