Блог демона Шаакси, или адская работёнка - Алиса Чернышова

суждений, и чувств, и страхов… И жизни. Вот что больше всего поражает: как, будучи тем, чем ты стал, ты сквозь века и тысячелетия сумел пронести в себе больше жизни, чем…

— Чем многие твои коллеги? — хохотнул он понимающе.

— Я не говорила этого.

— Ну да, конечно… Но вообще тоже мне, нашла загадку тысячелетия! Было бы что отгадывать. Просто жизнь — и есть перемены. И те самые упомянутые опасные суждения, и страсти, и сомнения, и страхи, и чувства — неизменные их двигатели. Только это сложно заметить, рассиживаясь на облачках и играя на арфах. Если уж слишком засидеться, то может показаться, что знаешь правду существования, устал от мирской суеты, вкладывать себя в безнадёжное дело бессмысленно, новобранцы поголовно идеалистические идиоты, на которых почему-то так горько смотреть… И, если всё так, то зачем трепыхаться? От добра добра не ищут. Так не выпить ли ещё чашечку чаю, чтобы сегодня было так же, как вчера? А все эти муравьишки внизу не вызывают ничего, кроме лёгкого пренебрежения и скуки, благо у них вечно одно и то же…

— Мы не играем на арфах.

— То есть, по другим пунктам у тебя возражений нет?

— То есть, я, как обычно, отдаю должное твоей власти над словами, Светоносный. Поистине, они — могущественнейшее из твоих орудий.

Легион поневоле разулыбался: даже спустя много столетий он был всё ещё крайне падок на комплименты — по крайней мере от тех, кто ему действительно нравился.

Сари, как ни странно, входила в этот короткий список.

— Ты ещё скажи, что я всегда прав.

— Всегда? Нет, я бы не сказала. Скорее, ты почти никогда не прав — но проблема в том, что твоя неправота каким-то образом очень часто приводит к правильным последствиям. Это феномен, который я за все тысячелетия знакомства с тобой так и не смогла до конца постичь. Но он имеет место, глупо отрицать факты.

— И снова — закономерно. За годы общения с колдунами, пророками и прочим подобным контингентом я пришёл к выводу: ребята, которые точно знают, что всегда правы — худшее, что может случиться. Я и близко не лежал.

Она слегка пожала плечами, что в равной степени могло бы означать “Да что ты говоришь?” и “Ну, если ты так говоришь…”

— В любом случае, Сари, ты тоже видишь, что нам нужны перемены. И знаешь это.

— Ничего такого, что я готова была бы признать вслух, — отрезала она.

— А тебе не нужно ничего говорить, — усмехнулся Легион, — и делать ничего не нужно тоже. Просто не ломай мне игру, как минимум, до поры. Я почему-то почти уверен, что результат тебе даже понравится. А то, что на совещании придётся скроить скучное лицо и в который раз сказать что-то пафосное в духе “Это древнее зло слишком коварно!” — так это не первый раз, это мы уже проходили...

— Я назвала тебе цену своего невмешательства.

— А вот тут и кроется проблема: Шаакси, как ни странно, критически важен для этой моей игры. Я не могу прямо сейчас его отдать, потому что он — мой шанс.

Она нахмурилась.

— То есть, ты втянул его.

— Я и пальцем не пошевелил! Просто дороги так сошлись, да-да… Так что будь добра, поищи сотрудникам развлечение где-то в другом месте: этот конкретный демон нужен нам обоим, здесь и сейчас.

— И чем это кончится для него? Какова вероятность, что он переживёт твою игру, Светоносный?

И она казалась действительно взволнованной ответом на этот вопрос.

Всё неожиданней и неожиданней.

Легион ещё раз мысленно прокрутил в голове всё, что знал про Шаакси, дополнив тем, чего пока ещё не знал.

Шакс, гений воздуха, нильский ибис, хозяин голубей, сладкоголосая скверна. Хранитель тайных знаний, тень, открывающая сокровищницы и тайники, зеркало, отвечающее на вопросы, отражение, которое всегда лжёт — и никогда не лжёт. Один из семидесяти двух; оператор отдела тщеславия номер тысяча триста пятнадцать. Довольно результативен, но не слишком амбициозен. Способен любить, всё ещё — со всеми прилагающимися прелестями в виде отрицания, ненависти и душевной маеты. Мечтателен по-детски, по-детски добр — и по-детски же жесток.

Отличный спутник для тёмных творцов, хозяин пражских голубей, любитель библиотек, покровитель небесных и словесных штудий… Интересный парень, кто бы спорил.

Но у Легиона в распоряжении множество таких вот интересных парней.

— Сари, давай честно: я не совсем понимаю, почему тебя на нём так зациклило. Да, забавный, да, блог пишет, да, всё ещё способен на интересные душевные переживания, что при демонической жизни — явный признак незаурядности. Но серьёзно, какая разница, кто будет развлекать твоих сотрудников? Давай я подыщу тебе кого-то другого со схожими характеристиками. Хоть десяток! И подарю со всеми дорогами и потрохами.

— Я не ищу сотрудникам развлечение, Светоносный. Я хочу Шаакси, потому что он — мой друг.

Легион медленно моргнул.

Она смотрела на него спокойно, твёрдо и прямо.

А ещё совершенно точно не лгала. Вот что самое поразительное!

— Твой друг, пресветлая Сариэль? Демон Шаакси, один из семидесяти двух?!

— Из всех существующих многообразии миров ты совершенно точно можешь понять, как это бывает.

Легион приподнял бровь, с новым интересом рассматривая собеседницу.

— Да, — заметил он негромко, — из всех существующих в многообразии миров я и правда знаю лучше многих, как это бывает.

— В таком случае выбери для своей игры другую пешку.

— Не могу. Правда не могу, Сари. Я изначально ставил на другого демона, но, как показала практика, только Шаакси может быть правильной фигурой в этой игре. И кости уже брошены… Мне одно интересно, Сари. Если Шакс и правда твой друг, то ты не можешь не знать: он не слишком хочет становиться ангелом. Поправь меня, если я ошибаюсь, но в таких вещах я не ошибаюсь: Шакс вашу контору не выносит.

— Это правда.

— Тогда зачем?

Она поморщилась.

— Он не хочет этого сейчас, потому что полон глупых страхов и предрассудков. Но потом…

Легион расхохотался.

— Ох, Сари, поверь тому, кто станцевал на этих граблях румбу, разбивая многочисленные лбы: так это не работает. Вот правда. Я, честно, проверял. Как бы ты ни любила своего друга, как бы ни дорожила им, ты не можешь осчастливить его насильно. Или насильно спасти.

— Достойных альтернатив нет.

— Есть. Моя игра. Пусть сыграет, выиграет — и потом, если всё сделает