Серебристая бухта - Джоджо Мойес

Ванесса проспала до одиннадцати утра следующего дня. Когда рассвело, я лежал рядом с ней, рассматривал ее лицо, смотрел, как она шевелится под простыней. В итоге в голове у меня все так запуталось, что я решил потихоньку вылезти из постели. Ближе к восьми я крадучись спустился вниз и вышел на пробежку – пять миль туда и обратно по прибрежной дороге. Я наслаждался холодным сырым воздухом, тишиной и одиночеством, которые только пробежка и может подарить.

Я бегал дольше и выкладывался больше, чем обычно, даже скинул куртку, но не чувствовал усталости. Мне была необходима серьезная физическая нагрузка и время подумать. Пока я бежал по грунтовой дорожке, которая отделяла главную дорогу от пляжа, я рисовал в своем воображении новый отель и дешевое жилье для персонала. Я обнаружил, что в Австралии такие же проблемы с доступным жильем, как и в Англии. Я думал о том, что, возможно, мы откроем магазины и кафе, связанные с тематикой водного спорта. А если прибыль будет существенной, сможем даже построить медицинский центр. На обратном пути я старался не смотреть на отель. Именно он, если застройка пойдет успешно, в лучшем случае придет в упадок, а в худшем – просто перестанет существовать.

Дважды мне попадались люди, которых я уже узнавал в лицо, – хозяева, выгуливающие своих собак, а рыбаки махали мне рукой, я отвечал им и думал о том, как они отнесутся к моему плану. Для них я не был чужаком из Англии, рыбой, выброшенной на берег, возможным женихом или человеком, который уводит чужих женщин. Позже, просматривая список запланированных звонков – Деннису, в финансовый департамент и мистеру Рейли о новой встрече, – я снова вспомнил об этих людях, которые приветственно махали мне рукой, и подумал: кому же, черт возьми, они махали?

Во время этой пробежки я сделал открытие. Несколько месяцев я был одержим этим проектом и думал только о том, как его исполнение скажется на моей карьере. Теперь передо мной встал вопрос его стоимости, во всех смыслах. И я понял, что деньги и амбиции отошли на второй план, передо мной стояла более сложная задача – найти компромисс. Я хотел, чтобы Кэтлин и Лиза в результате были бы так же счастливы, как венчурные капиталисты с каменными глазами. Хотел, чтобы проект не повлиял на жизнь китов и дельфинов. Ну или, по крайней мере, чтобы они могли жить, как любые другие животные, живущие в непосредственной близости от человека. Я еще не решил эту задачу, но у меня были идеи о заповедных зонах и мемориальных музеях, и я чувствовал, что могу за что-то ухватиться.

В отель я вернулся в половине девятого. Мокрый от пота, уставший до отупения, я лишь надеялся, что смогу позавтракать в одиночестве. Стыдно признаться, но я подгадал возвращение ко времени, когда Лиза повезет Ханну в школу, так у меня было больше шансов вернуться в пустой дом.

Не вышло. В кухне за столом сидела Кэтлин, седые волосы она собрала в хвост, а ее темно-синий свитер служил сигналом о наступлении зимы. Кэтлин уже давно позавтракала. Она приготовила для меня хлопья и кофе. Рядом демонстративно поставила второй прибор. Когда я садился за стол, она, не опуская газету, сухо заметила:

– Держал рот на замке.

Не мог же я ей сказать, что просто забыл?

Шрам на лице Лизы Маккалин не заметишь, если не подойдешь к ней вплотную или если не уберешь волосы за ухо и не проведешь рукой по ее щеке. Шрам уже побледнел – я прикинул, что ему несколько лет, – жемчужно-белый, он был дюйма полтора в длину и неровный, как будто она, после того как поранилась, не занималась лечением всерьез. Полдня она ходила в бейсболке, так что эта часть ее лица оставалась в тени. А когда снимала бейсболку, ветер высвобождал пряди волос, и они прикрывали шрам. Если она смеялась, у нее в уголках глаз появлялись морщинки, которые дарят море и солнце, так что шрам тоже трудно было разглядеть.

Но я его видел. И даже без этого шрама вы бы легко могли догадаться, что с Лизой было что-то не так.

Когда я увидел ее в первый раз, она была похожа на привидение. Вы можете подумать, что я немного того, но, клянусь, мне казалось, что она почти прозрачная. Она была как туман над водой, будто хотела раствориться в воздухе.

– Это моя племянница, – представила ее Кэтлин как-то днем, когда мы все ждали наше пиво.

Как будто этого было достаточно, чтобы сообщить о приезде человека, о существовании которого большинство из нас и слыхом не слыхивали.

– А это ее дочь Ханна. Они из Англии. Будут жить здесь.

Я сказал «день добрый», пара преследователей китов эхом повторили за мной. А Лиза, не глядя никому в глаза, кивнула, типа «привет». Перелет ее, конечно, вымотал. За пару дней до этого я видел, как малышка висла на руке Кэтлин, но подумал, что она из постояльцев. Признаюсь, я сильно удивился, узнав, что девочка – родственница Кэтлин, а когда узнал, что в отеле все это время жил кто-то еще, удивился еще больше. Я ее заценил по-быстрому (блондинка, длинноногая, в общем, мой тип), но тогда она не показалась мне особенно привлекательной. Бледная, под глазами темные круги, а распущенные волосы наполовину прикрывали лицо. В общем, понимаете, она не вызвала у меня интерес, мне тогда было скорее любопытно.

Но с Ханной все было по-другому. Ханну я полюбил сразу, как только увидел, и я уверен, что тоже ей понравился. Она стояла, спрятавшись за Кэтлин, у нее были огромные карие глаза, а зрачки широкие, как у опоссума, и казалось, что, если на нее вдруг кто-то прикрикнет, она сразу упадет на землю и помрет от страха. В общем, я присел перед ней – она тогда была совсем маленькой – и сказал:

– Привет, Ханна. Твоя тетя уже рассказала тебе, кого у нас тут можно увидеть, если выйдешь из отеля?

Кэтлин глянула на меня, будто я собирался сказать «бугимена»[33], но я не стал обращать на нее внимания и продолжил:

– Дельфинов. В море, вон там, в заливе. Они самые умные, самые игривые существа на свете. Если будешь долго смотреть в свое окошко, могу поспорить – ты их увидишь. А еще знаешь что? Они такие сообразительные, что могут даже высунуть нос из воды и заметить тебя в окошке.

– Да, у нас в заливе их много, – подтвердила Кэтлин.

– Ты когда-нибудь видела дельфина вблизи?

Малышка отрицательно потрясла головой. Но я все-таки сумел ее заинтересовать.

– Они очень красивые. Когда мы выходим в море на лодках, они с нами играют. Прыгают вокруг, заныривают под лодку. Они такие же умные, как ты или я. И очень любопытные – приплывают посмотреть, что мы делаем. У нас в заливе их стаи живут уже лет тридцать-сорок. Правильно, Кэтлин?

Старая леди молча кивнула в ответ.

– Если хочешь, могу взять тебя с собой в море, и ты их увидишь, – предложил я.

– Нет, – сказал кто-то.

Я встал. Это подала голос племянница Кэтлин.

– Нет, – повторила она и стиснула зубы. – Она не может выйти в море.