Клубный маньяк - Иван Юрьевич Коваленко

душах неприкаянных, которые давно превратились в мелкие щепки, и глупая жизнь их — быстрое течение, которое ведет к обрыву: гигантскому такому водопаду, от верхней точки которого до самого дна — миллионы километров, и падение будет долгим, и растянется оно на миллионы лет, но на самом деле уместится в одно мгновение, потому что ТАМ все лишено времени и расстояний, лишено скорости (то есть расстояния, деленного на время), да и вообще всего того, что мы, живущие тут, на крошечной Земле, изо дня в день так холим и лелеем.

Страшная кривоногая женщина-бухгалтер.

Необычный вечер жалкого убийцы

«Мои дни похожи на картину Ван Гога», — пишет он ей.

А она отвечает ему: «Того самого, что чувствовал цвет так, как никто до него прежде?»

Он какое-то время думает и потом отвечает: «Да, и видит красоту даже там, где никто больше ее разглядеть не может».

«А знаешь, почему так?» — пишет она.

«Что именно?»

«Почему он рисовал именно так?»

Он думает. И набирает в ответ: «Потому что умел, когда надо, остановиться».

«Да», — отвечает она. И добавляет: «Сейчас так жить гораздо сложнее. Трудно уметь остановиться. Но мне повезло».

Повезло, что встретила его?

Или то, что не умеет слышать и говорить, как все обычные люди?

Поэтому он спрашивает ее: «Почему тебе повезло?»

Какое-то время в комнате тихо-тихо, и он слышит только свое мужское дыхание. Наконец раздается писк. Экран загорается — пришел ответ: «Потому что я знаю о смерти больше, чем кто бы то ни был».

На нем черная майка и черные джинсы. В комнате темно. За окном темно. Всюду, наверное, темно. И особенно в том космосе, которым является его душа, — там чернее черного. И только сердце бьется, и только грудь поднимается и опускается при каждом вдохе и выдохе. И только мысль о том, что есть еще кто-то, кто понимает о смерти больше, чем… он?

Вот она, ловушка.

Он чувствует, как рушится невидимый замок.

Его охватывает злость, с которой он не может справиться. Поэтому он швыряет в стену книгу, которая лежала рядом, на столике. А затем поднимается и остервенело бьет несколько раз ногой в стену. Потом успокаивается, вернее, не успокаивается, а не знает, как ему успокоиться. Он хватает телефон и хочет что-то написать в ответ, но понимает, что писать не имеет смысла, потому что какой в этом смысл? Если все рассыпалось, то оно рассыпалось. Если исчезло, то исчезло. Если судьбе суждено в очередной раз обмануть его, то у нее это получилось.

Ибо все, о чем он просил жизнь, — это дать ему окно в жизнь. А совсем не ту, что будет понимать что-то о смерти.

И он все-таки пишет ей: «Ты ничего не знаешь о смерти».

Никаких смайликов и никаких восклицательных знаков. Как прочитать, так покажется, будто писал спокойный и уверенный в себе человек.

Черт бы все побрал!

И черт бы все побрал еще тысячу раз!

И ее сообщение, которое пришло следом. После которого он все-таки швыряет телефон о стену — так же, как и книгу до этого. Только если книга осталась невредима, лишь немного помялся корешок да растрепались страницы, то телефон разбился вдребезги, и от их переписки и ее слов ничего не осталось.

А сообщение было таким: «Я знаю ровно то, что я знаю. Жалкий убийца».

Он открывает глаза и радуется, что это был сон.

Бывает же!

Сон.

Кто избил Антонова?

Что имеем — не храним, потерявши — плачем.

Куда пропало прекрасное лицо Антонова?

Вокруг глаза огромный синяк. Губы тоже наполовину синие.

Тимофей и Варвара смотрят на коллегу и не знают, что сказать.

— Что же с тобой случилось такое? — произносит наконец кто-то из них двоих.

На что Антонов коротко отвечает:

— Жена, — подразумевая, видимо, что супруга избила его, и именно поэтому от Антонова-оптимиста уже точно не осталось ничего — только уничтоженный физически человек. — Это же не будет мешать нам работать? — добавил он, и было видно, что каждое слово причиняет ему боль.

Короткая летучка ни к чему не привела. Все ждали новостей от Варвары, но она только сказала, что IT-бригада работает не покладая рук и результаты будут совсем скоро, нужно потерпеть.

Антонов, кажется, ее не слушал. Потом он молча поднялся с кресла и ушел к себе в кабинет. Тимофей и Варвара остались вдвоем.

— Это же неправда? — спросил он у Варвары. — У тебя же полно новостей?

Тимофей знал, наверное, все выражения лица Варвары. Особенно это — когда она уверена, что далеко продвинулась в деле.

Она кивнула.

— И что же такого не нужно знать Антонову?

— Пока ему лучше знать как можно меньше. Он же не говорит нам, кто его отделал. Женщины так бить не умеют.

— Но ты что-то накопала, с чем можно работать?

Варвара снова кивнула:

— Почти. Но мне нужен еще день. Что-то есть. Мы рядом.

И одарила его такой улыбкой, что Тимофей, не будь он Тимофеем, потерял бы внутри себя все опоры и с этого мига способен был говорить только о любви. Но Тимофей был Тимофеем, а Варвара — Варварой, и оба они были полицейскими. И пока волею судьбы им суждено оставаться просто коллегами, ибо если им и предначертано быть вместе, то не сейчас. И главная их задача на сегодня — не сделать друг друга счастливыми, а избавить мир от человека, который настолько потерян, что единственным выходом для себя видит убийство женщин.

Уже не сон

Будучи потерянным, он бродит по просторам интернета. Рассматривает картинки, читает сайты. Дисплей ноутбука освещает лицо, и со стороны кажется, что он гость из потустороннего мира.