Алтарь эго - Кэти Летт

Парочки в недоумении уставились друг на друга, а потом, решив, что Зак пошутил, дико захохотали.

– «Черный» – это упрощенный термин, – начал умничать Саймон, передавая мне нечто, напоминающее по виду паштет, который в действительности мог оказаться плацентой Вивиан. – Любой ярлык, любая категория, которая сводит представление о людях к одному понятию, – например еврей, черный, женщина, гей, – это так унизительно.

– Да? А мне нра'ится быть черным Нигером…

Гости синхронно повернулись к Закери.

– Черному легче найти бабу. Правда, белые сразу нач'нают ощущать чу'ство вины.

Участники застолья обменивались тревожными взглядами, мигая, как семафоры. За такую виртуозную мимику каждому из них полагался «Оскар». Я внутренне содрогнулась. Теперь Закери молол что попало, без остановки.

– Особенно если прикин'ся выходцем из страны трет'его мира.

Гости оторопели. Разумеется, он хотел сказать «развивающиеся страны»?

Вивиан принялась перекладывать приборы на дизайнерской скатерти. Повисла тишина. И зачем Вивиан затеяла эту историю с несчастными именными табличками на столе? Никто не собирался засиживаться в гостях так надолго, чтобы Зак успел запомнить, как кого зовут.

Когда он намазал масло ножом для рыбы и поковырял спичкой в зубах, гости обменялись презрительными взглядами, но еще держались. Но когда он налил арманьяк (который, кстати, решил пить с основным блюдом) в хрустальный фужер и стал метать луковые кольца, в воздухе повисло с трудом сдерживаемое недовольство. Вот-вот кто-то должен был взорваться. Я честно пыталась сбежать. Но при каждой попытке встать вносили следующее блюдо. Это был самый долгий ужин в мировой истории, прямо какая-то столетняя война, а не ужин.

– Боюсь, что мы не останемся надолго. Зак думает, что званый ужин – прекрасный способ испортить самый прекрасный вечер. – Мой голос звучал как натянутая до предела струна.

– Не, эт' не так. Для ме'я званые ужины – это че-то вроде любовной игры… – сказал он, будто ему было мало того, что он уже натворил. – Вот я сижу и думаю о тех трусах с дыркой на месте пизды, которые я те'е недавно подарил.

Опять жесты и взгляды, достойные «Оскара». Тут я почувствовала дикое желание посетить туалет и принять сильное успокоительное. Когда я вернулась с наполовину растворенной капсулой успокоительного, дело только ухудшилось. Зак играл с моими друзьями, как кот забавляется с мышью.

– Наркодилеры не такие уж и плохие ребята. По-моему, это такое облегчение для родителей, ка-да они знают, что парни, околачивающиеся у ворот школы, не собираются насиловать их детей.

Я залпом осушила бокал вина.

– …Эй, все звери носят мех, и никто не жалуется. А насчет тестирования… ну, от этих шампуней мех только еще больше блестит…

К этому моменту я приговорила уже целую бутылку, вино мигом разлилось по телу, и я тщетно пыталась вспомнить, как меня зовут. Придя в себя, я услышала, как Вивиан голосит, уставившись на аккуратно уложенные листья салата.

– О нет, Закери, нельзя бить детей, когда злишься!

– Да? А когда можно-то?

Не стоит и говорить, что молчание возобновилось. Во время десерта я выложилась целиком, изощряясь и заполняя паузы в разговоре. Но как только я с облегчением подумала, что теперь нам удастся сбежать, никого более не шокировав и не оскорбив, Вивиан сообщила, что Зак должен обучить нас азам танцев.

– У меня есть рэп, фанк, джаз! У меня есть «Ladysmith Black Mambazo»!

Явно задавшись целью доказать ему, насколько она продвинутая и крутая домохозяйка, Вивиан поволокла Закери в гостиную. Пока они осваивали круговые движения тазом, Саймон наблюдал за ними, едва скрывая антипатию за неубедительной улыбкой, которая испарялась по мере того, как движения Зака становились все эротичнее, а впавшая в экстаз Вивиан выделывала ногами кренделя под джангл.

Чуть позже, когда на кухне зашипела кофеварка, Вивиан отвела меня в уголок. Ее распирало от желания поговорить, вынюхать и узнать все.

– Раньше я не понимала, как ты могла уйти от Джулиана, но теперь все ясно. Когда твой мужчина – просто Мистер Член, какая разница, есть у него мозги или нет? Нет ничего удивительного, что он обворожил тебя и сдернул трусики…

– Начнем с того, что резинка на трусиках и так была не очень-то тугой, правильно? – сказал материализовавшийся позади нас Саймон с колкостями и едкостями наготове. – Ты случайно не читал мою статью об интеллектуальном равенстве, – он обернулся к Заку, заглянувшему на кухню в поисках льда, – которое намного важнее эфемерной физической привлекательности?

– Извини, парень, – ответил Зак, сунув нос в морозилку, – но эт' как-то далеко от ме'я, так же далеко, как гребаный космический корабль, запущенный на Марс.

Саймон встрепенулся.

– Мы не употребляем такие слова в нашем доме.

– Гребаный? Ты прав, парень. Гребаный – это такое, бля, гребаное слово.

После того как Зак протер шею куском льда, хладнокровная Вивиан стала напоминать сидящего на диете человека, перед которым поставили тарелку с шоколадными эклерами.

– Так, Ребекка, – коротко отрезал Саймон. – Для меня было величайшим удовольствием познакомиться с человеком, на которого ты променяла моего лучшего друга. И когда вы нас покинете, мы будем более чем благодарны.

Закери повернулся ко мне.

– Я не очень нарушу традиции светского ужина, если врежу хозяину по яйцам?

Я встала между ними.

– Ты учишь нас гармонии и согласию, помни об этом, Саймон…

– Спасибо большое, но я не считаю себя учителем. Я координатор обучения. Ответственный за систему образования.

– Да? – сказал Зак. – Ну а я считаю тебя высококачественным гребаным куском дерьма.

Разлитое в воздухе насилие стало постепенно растворяться: внезапно все прислушались к мужскому фальцету, который распевал хит Джанет Джексон, причем микрофоном служила щель почтового ящика. Вивиан утащила Зака на танцпол, а Саймон настежь распахнул входную дверь: на пороге почти на четвереньках стоял Джулиан. На нем были трусы, смокинг, а на голове красовалась пара оленьих рогов, что явно не предвещало ничего хорошего.

– Где, мать вашу, этот страдающий избытком меланина, особо недоодаренный, фаллоцентричный афроамериканский сукин сын, из-за которого ты меня бросила? – требовательно спросил он. – Пришло время преподать ему урок-другой… – Он решительно направился в коридор.

От него так разило перегаром, что своим дыханием он мог спалить носовую перегородку.

– Джулз, – остановила я его, удержав за руку, – ты пьян.

– Пьян? Я не как пьян, так тебе кажется, – невнятно пробормотал он, стряхнул мою руку и, пошатываясь, направился на звуки музыки. – Мадонна, «U2», «The Bearded Clams»… видишь? Я знаю весь хит-парад, все сорок хитов наизусть. Я перенастроил «Классику-ФМ» на «Радио Столица» и слушал его по дороге сюда. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за близких своих», поверь мне.