Дорожные работы - Стивен Кинг

Но все вышло не так, как он рассчитывал. Воспоминание неприходило. Он не мог вызвать в себе ощущение упругости ее грудей и тайный вкусее сосков. Он знал, что сам процесс полового акта был с ней куда приятнее, чемс Мэри. Нежные мускулы Оливии плотнее обхватывали его член, и он лишь один развыскочил из ее вагины с легким хлопком, словно пробка из бутылки шампанского.Однако он не мог в точности восстановить ощущение наслаждения. Вместо этого емузахотелось заняться онанизмом. Это желание вызвало у него отвращение! Потомсамо это отвращение вызвало у него отвращение. В конце концов, не святая жеона, – сказал он самому себе, усаживаясь за разогретый обед. Подумаешь,автостопщица какая-то. К тому же слаба на передок. В Лас-Вегас захотелось ей,ишь ты! В конце концов, он обнаружил, что пытается смотреть на все происшедшеежелтоватыми глазами Мальоре, и это открытие вызвало у него наибольшееотвращение.

Позже он все-таки напился, несмотря на все свои благиенамерения, и около десяти часов вечера знакомое слезливое желание позвонитьМэри снова проснулось в нем. Вместо этого он начал онанировать перед экраномтелевизора и кончил в тот самый момент, когда актер из рекламы неоспоримодоказал, что анацин является лучшим обезболивающим во всем мире.

В субботу он никуда не поехал. Вместо этого он долгое времябесцельно бродил по дому, откладывая то, что непременно надо было сделать. Витоге он все-таки набрал номер родителей жены. И Лестер и Джин Каллоуэй скородолжны были разменять восьмой десяток. На его предыдущие звонки отвечала Джин(Чарли всегда называл ее «баба Джин»), и ее голос замерзал до состояния льда,когда она понимала, кто звонит. Для нее, а также, без сомнения, и для Лестераон был чем-то вроде животного, которое подцепило вирус бешенства и укусило ихдочку. А теперь это животное непрерывно звонит им домой, к тому же абсолютнопьяное, и скулит в трубку, умоляя их дочку вернуться, чтобы иметь возможностьснова ее укусить.

Но на этот раз к телефону подошла сама Мэри. Он почувствовалтакое облегчение, что сумел собраться и начать разговор вполне связно.

– Это я, Мэри.

– Барт? Как ты поживаешь? – Невозможно было расшифроватьинтонацию ее голоса.

– Прекрасно.

– Как поживают запасы «Южного Утешения»? Пока еще неистощились?

– Я больше не пью, Мэри.

– Значит, ты одержал над собой победу? – Ему показалось, чтоголос ее звучал холодно и враждебно, и он ощутил легкую панику, но не из-за ееотношения, а оттого, что он вовсе не был уверен в правильности своегопредположения. Как мог человек, с которым он так долго прожил и которого, какему казалось, она так хорошо знает, ускользнуть от него так стремительно ибесповоротно?

– Наверное, так оно и есть, – сказал он неуверенно.

– Насколько я понимаю, прачечную пришлось закрыть, – сказалаона.

– Возможно, это только временно. – У него возникло странноеощущение, что он едет в лифте и ведет неуклюжий разговор с кем-то, кто считаетего ужасно скучным собеседником.

– Судя по тому, что сказала мне жена Тома Гренджера, вовсене временно. – Наконец-то в ее голосе послышались обвинительные нотки. Что ж,это уже лучше, чем ничего.

– Ну, у Тома-то не будет проблем с работой. Наши конкурентыгоняются за ним уже много лет. Ребята из прачечной «Брайт-Клин».

Ему показалось, что она вздохнула. – Барт, зачем тыпозвонил?

– Мне кажется, нам необходимо встретиться, – сказал оносторожно. – Встретиться и все обговорить.

– Ты имеешь в виду развод? – Она произнесла эту фразу достаточноспокойным тоном, но ему показалось, что на этот раз в ее голосе послышаласьпаника.

– Ты этого хочешь?

– Я не знаю, чего я хочу. – Ее спокойствие дало трещину, итеперь ее голос звучал сердито и испуганно. – Я думала, что у нас всепрекрасно. Я была счастлива и думала, что ты тоже счастлив. А потом все эторухнуло, как карточный домик. За один день.

– Ты думала, что у нас все прекрасно, – повторил он.Неожиданно он почувствовал к ней острую ненависть. – Если ты действительно такдумала, то и глупая же у тебя башка. Неужели ты решила, что я бросил работупросто так, в качестве розыгрыша, словно старшеклассник, который швыряетпетарды в женский туалет?

– Тогда в чем же дело, Барт? Что с тобой случилось? Объясни?

Гнев его стремительно растаял, словно гнилой желтоватыйсугроб, и под ним обнаружились слезы. Он попытался подавить их, чувствуя себяпреданным. В трезвом виде этого не должно было случиться. Когда ты трезв, тактвою мать, ты должен держать себя в руках. Ты только посмотри на себя: готоввывернуть свою душу наизнанку и рычать, уткнувшись ей в колени словномальчишка, упавший со скейта и содравший себе коленку. Но он не мог объяснитьей, что с ним произошло, потому что сам этого точно не знал, а плакать неизвестноо чем – это уж слишком похоже на обитателя сумасшедшего дома.

– Не могу, – ответил он наконец.

– Чарли?

– Если даже отчасти ты и права, то как ты могла не замечатьвсего остального?

– Мне тоже не хватает его, Барт. Я тоскую по нему. Каждый день.

И вновь в нем поднялась волна негодования. Странно же тывыражала свою тоску!

– Бесполезно это обсуждать, – сказал он после паузы. Слезытекли по его щекам, но он старался, чтобы голос его звучал ровно. Ну что ж,джентльмены, похоже, мы справились со своей задачей, – подумал он и чуть былоне хихикнул. – Во всяком случае, не по телефону. Я позвонил, чтобы пригласитьтебя на ленч в понедельник. В «Хэнди-Энди». Ну, как?

– Хорошо. Когда?

– Не имеет значения. Я могу отпроситься с работы. – Шутка упалана пол и скромно скончалась.

– В час, – предложила она.

– Хорошо. Я займу нам столик.

– Закажи по телефону. Не приходи туда в одиннадцать, чтобынадраться к моему приходу.

– Не буду, – сказал он смиренно, зная, что, скорее всего,так и сделает.

Наступила долгая пауза. Казалось, им больше нечего другдругу сказать. Почти теряясь в шуме помех, призрачные голоса едва слышнообсуждали что-то на параллельной линии. А потом она сказала нечто такое, чтополностью застало его врасплох.

– Барт, тебе совершенно необходимо записаться на прием кпсихиатру.

– Что?

– Записаться на прием к психиатру. Я знаю, что это звучитдиковато, и мои слова тебя шокируют, но я хочу, чтобы ты знал: что бы мы нирешили, я никогда не соглашусь вернуться и жить с тобой, если ты меня непослушаешь.