Суворовец - Андрей Посняков

– А что такое офи… офис-с…

* * *

Вот и в этот вечер Алексей покинул «контору», как только с улицы донеслось заунывное пение муэдзина, призывавшего правоверных к молитве. Прихватив прислоненную к шкафу удочку и закинув на плечо небольшую котомку, молодой человек вышел из конторы, перешагнул вытянувшуюся тень минарета и повернул к воротам.

– Э, не опаздывай, урус! – погрозил пальцем стражник. – Закроем ворота – будешь на улице ночевать.

Ляшин не совсем все понимал и лишь улыбнулся да махнул рукой:

– Иншалла! На все воля Божья.

Неприметная тропка уводила в сторону от мостков, за утесы, где резко сворачивала и выводила к реке через буйные заросли ивы и краснотала. Тихое местечко. Безлюдное, неприметное. Не мешает никто. И, если надоест удить, можно живенько забраться по камням на утес, полюбоваться открывавшейся с высоты красотою – широкой излучиной Дуная, залитой оранжевым золотом заката. Был виден и противоположный берег, плоский, заросший камышами и рогозом.

Как всегда на юге, темнело быстро, прямо на глазах. Повисла в небе золотая луна, засияли звезды. В хатах за рекой загорались огни.

Взобравшись на утес, Алексей оглянулся по сторонам, прислушался… и, приискав удобное место, вытащил из котомки огниво… и разноцветные свечки! Зеленая – для конницы, красная – для артиллерии, ну, а для пехоты обычная, белая…

Все, как и сговаривались, как показывал еще перед боем генерал-майору Александру Васильевичу Суворову. Тот одобрил:

– Молодец, Алексей! Огненная азбука! Это же надо – выдумал.

– Так ведь заметил, что свечки разным пламенем горят иногда… Спросил у маркитантов – отчего так? Оказывается, все влияет – и состав воска, и фитиль… Глядишь, и пригодится!

– Ясно, пригодится! – Суворов прищурился. – Ох и хитрован же ты, Лешка! Ох, и хитрован. Доложишь ротному – пусть на это дело людей приспособит. Договоритесь, как там да что по цвету.

Договорились. Даже попробовали пару раз. Правда, потом не до того стало.

Вот теперь Алексей и думал, как бы сведения важные своим сообщить? Наверняка ведь на том берегу караулы выставлены, и часовые внимательно на турецкий берег смотрят: вспышки, огоньки разноцветные, уж всяко заметить должны. А, заметив, доложат, даже если сами не в курсе – что тут да как. Оставалось лишь на это надеяться, зажигать в темноте свечки. По вечерам тумана не было – свечка в прозрачной ночи далеко видна. Лишь бы повнимательней присматривались… и дали бы какой-то знак. Хоть какой-нибудь… Чтобы увидеть. Чтобы понять – не зря все!

Однако, увы… Похоже, покуда напрасно. Хотя вот… Нет, показалось. Это просто зажегся факел… или светильник в окне.

А если… Если попробовать затеять диалог? Самой яркой свечкой – обычной.

Место казалось удобным – небольшой грот с нависающей сверху ивой. Пришлось вырубить лишние ветки, чтоб не мешали.

Взяв горящую свечу в руку, молодой человек несколько раз провел ею над головой… словно бы стирал что-то написанное в воздухе… Нет, напрасно надеялся! Хотя… Да вот же! Вот же – ответили! Тоже в ответ помахали! Теперь лишь бы… Лишь бы передали, лишь бы не зря все…

Алексей зажег «зеленую» свечку… Помахал. Поставил. Закрыл накидкой. Затем резко откинул полу. Так несколько раз… Затем пришла очередь красной свечки…

Со стороны, с того берега, все это должно было выглядеть мигающими огоньками. Этакий светофор. Желтый, красный, зеленый – пехота, артиллерия, конница. Интересно, сипахов куда отнести? Вроде бы просто драгуны – ездящая пехота. Гм, гм… Однако на лошадях. Ну, пусть будет – конница.

Вернувшись домой, на подворье начальника, Ляшин поужинал вместе со всеми на просторной террасе у летней кухни, да отправился спать. Назавтра перед вечерним намазом Алексей вновь оказался в своем убежище. Снова зажег свечки… Снова разноцветные мигающие огоньки – желтые, красные, зеленые. Пехота, артиллерия, конница…

Оп-п! С того берега тоже помигали! Желтый свет… вот – красноватый… зеленоватый! Неужто ротный? Или хоть кто-нибудь из посвященных в огненную азбуку людей? Дай бог! Ну да – вон, в ответ помигали! Поняли? Скорее всего – да…

Что ж… теперь можно будет сообщить своим все – или почти все – важное, что проходит через правительственную канцелярию во главе со славным хаджегяном Исмаилом-агой! Теперь появился смысл…

Вообще-то, хотелось бы вернуться домой, в свою эпоху! Соскучился уже, чего уж. Хотя и забывал, все местные перипетии последнего времени вовсе не оставляли времени для грусти и долгих размышлений. Время это внезапно появилось лишь вот сейчас, по ночам. Странно – почти в плену.

И тем не менее… Если представить, если поразмышлять. Если уж и пытаться выбраться, так тем путем, каким сюда и попал. Через пляж недалеко от Аланьи. Однако же далековато до него. Снова на галере плыть? Или просто сделать карьеру, как и советовал Исмаил-ага. Достичь кой-чего на турецкой службе, а уж потом…

Эх… Турецкая служба означала предательство. Служить в канцелярии османлы, жить себе да поживать, значило предать своих! Всех друзей, что появились уже здесь, в конце восемнадцатого века, в эпоху русско-турецких войн! Никодима, Прохора, своих солдат из караула. Да и Суворова, наконец!

Нет уж! Предавать своих Ляшин вовсе не собирался. Мало того! Всерьез вознамерился хорошенько помочь! Благо возможности для того имелись. А теперь появилась и связь! Конечно, многого огоньками не передашь… Так все остальное – при личном контакте, долго оставаться у турок Алексей не планировал. Отнюдь!

Помочь своим, бежать, восстановить свое честное имя! Вот-вот – честное имя. Для этой эпохи – не пустые слова. А уж потом… потом можно будет попробовать уйти. Вернуться в свое время. Как? Вот этого Ляшин не знал. Ну, доберется в Аланью… если повезет. А дальше? Шататься каждый вечер по пляжу, привлекая внимание всех встречных и поперечных? Ну, а что там еще делать-то? Надеяться на удачу? Вот именно. На нее и надеяться. Только и остается, да.

* * *

Уже через месяц Мураду Довут оглу должно было исполниться четырнадцать лет. Целых четырнадцать! Возраст солидный. Осталось далеко за плечами детство, впереди ждала юность, взрослая жизнь, в которой хотелось бы как-то проявить себя и многого добиться. В первую очередь – стать настоящим кятипом, писцом. Не просто помощником, мальчиком на побегушках – принеси-подай (как вот сейчас), – а человеком солидным, ответственным, настоящим чиновником османлы. Для того, чтобы стать таковым, нужно было сдать румуз – экзамен на право подписи документов. Подпись Мурад придумал давно и часто тренировался, выводил затейливой арабской вязью на оборотной стороне старых, пожелтевших от времени, бумаг. К своему имени Мурад еще придумал и прозвище, как и полагается каждому уважающему себя писцу. Не просто Мурад, а Мурад Аджар – доблестный, честный! Хорошо выходило, красиво… Вот бы еще поскорей допуск к экзамену получить! Хорошо вон, парням, Али с Ибрагимом – они уже давно писцы с правом подписи, и сам «учитель», Исмаил-хадже, поручает им важные дела. Теперь еще появился Али-Урус. Кажется, он уже служил в канцелярии в своей стране… Так сказал хаджегян и добавил, что вряд ли Али-Урус останется здесь, в Туртукае. Слишком умен. Наверняка сделает карьеру в Варне… или даже в самом Истанбуле! Вот бы и ему, Мураду – туда. Если держаться этого Али-Уруса, то… С другой стороны, по-арабски русский не пишет и не читает, с правилами каллиграфического оформления официальных бумаг – тоже незнаком. Что же, на то Мурад с Орханом имеются. Еще не писцы – мальчик, сбегай-принеси-подай! Орхан… Не-ет, Орхан не соперник, пишет кое-как и мыслями не очень-то скор. Когда какой важный срочный запрос – запросто в панику впадает… Как и гм-гм… дядюшка Исмаил-ага.