Ричард Длинные Руки - король-консорт - Гай Юлий Орловский

Он пробормотал в еще большем изумлении и, как я заметил, с нарастающим чувством тревоги:

– И покидать пока не собираются?

– Не вижу необходимости, – ответил я честно. – Ваше Величество, мне с собой сейчас вот не нужна вовсе армия, с которой противостоял Мунтвигу. Впереди всего лишь одно королевство, которое дерзостно и даже предерзостно изгнало мои войска… ну, пусть два, если считать и Мезину!.. так что у меня достаточно сил. А главное – со мной справедливость и благодать Всевышнего!

Он перекрестился и сказал медленно:

– А если будет недостаточно, вам стоит лишь свистнуть… Да, я знал, что вы пойдете далеко, но чтоб такое?

Я огрызнулся устало:

– Аминь, Ваше Величество.

– Аминь, аминь…

– Нужда заставила! – объяснил я. – Как всегда что-то заставляет, иначе зачем мне это все? И принцем было хорошо, а еще лучше – простым рыцарем, что заботится только о коне и обожающей его собачке.

– Они любят вас, – пробормотал он, – вы их… Никаких сложностей.

– Вот именно, – подтвердил я. – Я всю жизнь увиливал от сложностей! Вы даже не представляете, что это такое, родиться в поколении, что развлекалось и развлекалось, видело только в этом смысл существования… Дескать, нам все права, но без обязанностей, то удел родителей… И вот теперь я не просто привыкаю к обязанностям, но и понимаю, что они необходимы. Без них человек не человек, а некая тля.

В его добрых старческих глазах было сочувствие, но затем они стали строже, в них появилось новое выражение, и я понял, что воспоминания и сантименты остаются за спиной, а сейчас передо мной уже государь королевства Шателлен.

– Мир поменяется, – произнес он осторожно, – когда за вами подойдет армия. Но… как?

Я сказал торопливо:

– Для Шателлена ничего не изменится. Вы же были всегда моим верным союзником, а я как был вашим другом, так и останусь. Уж и не напоминаю, что я ваш зять, ибо полузять тоже зять!

– А для других?

Я развел руками.

– Для моих друзей что может поменяться? Но, конечно, как паладин, я обязан бороться за справедливость. Несправедливости, как вы знаете, были допущены в Сен-Мари, Мезине и в Ламбертинии.

– Все люди ошибаются, – сказал он мягко.

– Все люди ошибаются, – повторил я, – но великие люди сознаются в ошибках! Потому заявляю, я ошибался насчет Барбароссы. Я надеялся, что наша дружба перевесит его извечную жажду захватить Ламбертинию!

Найтингейл сказал мягко:

– Вы ушли навстречу Мунтвигу, от вас никаких вестей… Все решили, что вы погибли вместе с войском. Все-таки Мунтвиг полководец великий, армию сумел собрать исполинскую… А у Барбароссы всегда был зуб на Ламбертинию. У него еще и личные счеты с герцогом Блекмуром.

Я сказал веско:

– Тяжелая ошибка равна преступлению. Барбаросса его совершил!

– И все-таки, – сказал он мягко, – Барбаросса наш друг и союзник. Вспомните, как мы вместе выдерживали натиск Гиллеберда!..

Я посмотрел на него сердито.

– Вы считаете меня совсем зверем? Но Ламбертинию у Барбароссы придется все-таки отнять. Это дело чести!

– Думаю, он сам ее отдаст, – сказал он поспешно, – как только услышит, что вы уцелели в той ужасной войне.

– Не такая она и ужасная, – ответил я. – Наши страхи всегда все преувеличивают.

Он продолжал всматриваться в меня с настороженным интересом.

– Вы быстро взрослеете, мой принц, – сказал он. – Точнее, мужаете… Ах да, простите, мой король!

Я отмахнулся.

– Меня все мои друзья еще долго будут звать привычно принцем. Это неважно. Главное, собрать силы на борьбу с Маркусом.

Он торопливо перекрестился.

– Сын мой, что за сумасшествие? Господь знает, что с миром делает. Не нашего ума что-то пытаться изменить. И не в наших силах.

– Наши силы мы еще никогда не собирали в кулак, – возразил я, – потому и не знаем, что мы есть на свете. В смысле, что представляем из себя.

Он покачал головой.

– Перестань и думать о таком. Просто живи, сынок. Это я как старший по возрасту говорю. Давай сейчас поступим так… ты иди в свои покои, их сейчас там спешно готовят, а мы соберемся с мыслями, подумаем, что можем сделать для мира и стабильности в регионе.

– Золотые слова, – сказал я с умилением. – Как будто я сам сказал! А то думал уже всерьез, что постоянно только я хрень несу… А когда вас вот послушал, вроде бы и ничего.

За дверью слуги с поклонами сообщили, что проводят меня в мои покои.

– А что, – спросил я, – их куда-то перенесли?

– Нет, но вы могли уже и забыть…

– Еще чего, – сказал я оскорбленно, – такое забыть! Нет уж, поспать и поесть я люблю, потому дорогу в столовую запоминаю в первую очередь, а затем тропку к постели…

Мои покои оформлены по-королевски, хотя тогда еще не знали, что я король, а еще чувствуется женская рука, явно Франка руководила всем, отец занимается политикой, она – дворцом. Когда Мидль был в Шателлене, они жили в его замке, но когда Найтингейл отправил герцога с экспедиционным корпусом в мое войско, Франка переехала на временное прожитье к отцу.

Я прошелся взад-вперед вдоль стены с гобеленами, роскошного ложа с пуховой периной, стола с креслами, да, это Франка руководила расстановкой, выбирала под цвет, чувствуется изыск, мы, мужчины, так не можем, нам и так хорошо, как поставят, так и ладно.

Большая фаянсовая чашка появилась на столе, как только я перевел на него взор, что значит, моя душа истосковалась по крепкому черному кофе, что-то в последнее время чаще приходится потреблять вино или виноградный сок, который я представляю тоже как вино.

Первый глоток ожег горло так, что я почти ощутил там лохмотья кожи, но второй пошел уже по заживленному, я закрыл глаза и довольно хрюкал и квакал, честно и по-мужски выражая всю богатую гамму чувств, вызванную этим восхитительным напитком…

– Ваше Величество…

Я вздрогнул, не часто меня застают врасплох, обернулся. В проеме полуоткрытой двери стоит в нерешительности Франка, в платье любимого синего цвета, волосы подняты в высокую прическу и густо перевиты такими же синими, как и платье, лентами.

Торопливо опустив чашку, я вскочил, поклонился.

– Франка?.. Простите, не ожидал и… не прибрался, да.

Она перехватила мой взгляд на ее слегка округлившийся живот, бледные щеки моментально окрасил нежнейший румянец. Строгость школьной учительницы потеряла давно, однако оставалась властность и неторопливая степенность принцессы. Но когда оказалась в роли жены двух мужей, как-то растерялась, уверенность улетучилась, и хотя подруги наперебой страстно завидуют и выспрашивают с пристрастием, как это оно, когда два мужа, да еще таких, когда тут и одного достойного найти трудно, и теперь она чаще всего выглядит робко и даже пугливо.