Как - Али Смит

Дневники Эми я нашла в коробке внутри черного мешка для мусора. Я положила их на полку, подальше. А за деталями кухонных гарнитуров, сложенными возле двери, я обнаружила всякие настольные игры; какие-то твари прогрызли дырку в коробке от «Колдица» и устроили там гнездо.

Здесь прямо какой-то старьевщицкий рай. Отец все сохранил; он собрал шкафы из бесхозных остатков мебельных гарнитуров и выставил их вдоль обеих стен, а внутрь запихнул весь этот хлам. Я открыла одну секцию, и оттуда, теряя крышки, вывалилась сотня тапперуэровских коробок из-под мороженого. Открыла другую — и нашла пластиковый пакет, набитый обгрызенными карандашами и пожеванными авторучками, пластмассовыми гребешками и щетками для волос, старыми металлическими ушками для открывания консервов и кусочками проволоки, а еще там, с ума сойти, оказался резиновый аллигатор с отгрызенным хвостом и обкусанными зубами. Впрочем, за этим пакетом стояли два старых, сломанных радиоприемника 50-х годов, очень милые, я раньше их никогда не видела. А на самом верху — несколько жестких синих чемоданов. Я раскрыла один из них. Одежда — женская одежда, аккуратно сложенная и заплесневелая. Он и все мамины вещи сохранил. Я осторожно закрыла чемодан, щелкнула замками, а потом уселась на пол рядом с рыболовными снастями, распечатала коробку с книгами и вытащила первую попавшуюся.

Я пролистывала книжку, прислонившись к одному из мопедов, и тут отец постучал в окно. Ты меня не слышишь? — прокричал он из-за стекла. Ты там еще насмерть не замерзла? Да, я так и знал, что ты на книгу какую-нибудь напала. Тебя кофе ждет на кухне. Без сахара. Я все помню. Я не клал туда сахара.

Я сидела на табурете за столом для завтрака, держа перед собой раскрытую книгу. Отец, уставившись в газету бесплатных объявлений, что-то в ней выискивал.

Знаешь, сказал он потом, я попросил Барбару повесить занавески в дальней комнате.

Потом, минуту спустя: Она пошла во «Фрейзере» и выбрала там эти занавески. Прострочила их на своей машинке, принесла к нам и повесила их.

Он по-прежнему не отрывался от газеты. М-м, промычала я.

Ты знаешь, что я попросил ее выбрать постельное белье и все прочее, чтобы застелить постель специально для тебя, когда ты приедешь погостить сюда на неделю? — добавил он.

Только теперь я поняла. Да, мне там нравится, наверху, ответила я.

Но это же твоя кровать, твоя собственная кровать. И комната симпатичная. Господи, это же та самая кровать, что была у тебя раньше. Она чистая. А на чердаке нет ковра. И там, наверно, чертовски холодно.

Да нет, не холодно, мне правда там нравится. Мне там больше нравится, сказала я.

В спальном-то мешке, в чертовом спальном мешке, поморщился он, качая головой. Ты очень странная. Всегда была со странностями.

Я не отрывала глаз от книжной страницы. А кто такая Барбара? — спросила я. Барбара, ну, ты ее знаешь, ответил он, пробегая глазами газетные строчки. Она живет на другой стороне дороги, в большом белом доме на углу.

В большом белом доме, а-а, сказала я, так ничего и не поняв.

Молчание. Я приподняла свою книгу. «Дневник чумного года»[42], прочел он. Старая книга. Я ее в войну читал.

Это заставило меня поднять глаза. Потому что он никогда ничего не рассказывал о войне — никогда, во всяком случае, нам. Не припомню, чтобы он когда-нибудь раньше об этом заговаривал. Мы вообще знали о том, что он был на войне, только потому, что однажды в детстве рылись в его комнате, и кто-то из мальчиков нашел под кроватью деревянную коробочку, а в ней — что-то вроде медали.

Боже мой, сказал отец, я помню. Некоторые люди верили, что не заразятся, если натрутся уксусом. Ты когда-нибудь слыхала про подобную глупость? А некоторые носили эти, ну как их там, такие штуки на счастье, записочки, вешали их на шею, со всякими волшебными словами или знаками зодиака. Люди писали туда слова молитв, или не знаю что, и повсюду носили с собой. И проезжали целые телеги, доверху наполненные мертвыми телами с кучей этих записочек на счастье.

Он рассмеялся. Где, говоришь, ты это читал? — спросила я.

В море, мы тогда были в море, ответил отец. Но самое замечательное здесь знаешь что, дочка? Что человек, который написал книгу, даже не был там, когда бушевала чума, он потом это выдумал. Ты читаешь и принимаешь все за документ, думаешь, что это — правда, но потом вдруг узнаешь, что все это — выдумка, вымысел. Нет, я не говорю, что это все ложь, нет, сказал он. И ведь, когда читаешь, ни за что не догадаешься, а? Он поставил чашку в раковину и потянулся за курткой. Вымой за собой чашку, когда допьешь, ладно?

А ты много читал, когда был… когда был в море? — спросила я.

Господи, еще бы, мы много читали, практически всего твоего Шекспира и еще всякую всячину, сказал отец. Нам хватало хлопот. А это как-то отвлекало, мы же не знали, какой и где нас ждет конец, черт его возьми. Я уйму книг там прочел, все эти толстые русские романы. Надеюсь, ты не очень запачкала мой гараж, а? А то мне делать больше нечего, как прибирать за тобой.

Я там нашла такие чудесные приемники, ответила я.

А, так ты до самых приемников добралась, сказал отец. Значит, ущерб уже немалый.

Это же очень модно сейчас, старые бакелитовые штучки, заметила я. Ты бы неплохие деньги за них выручил.

Они тебе понравились? Он открыл заднюю дверь. Ладно, можешь взять себе один. Можешь взять тот, что еще работает, сказал он и закрыл за собой дверь; я видела в окно, как он зашагал к теплице, неся лотки с растениями.

На миг мне померещилось, что мы с ним одного возраста, он был похож на самого себя лет десять назад и мог бы оказаться любым из моих братьев, — с такой прямой спиной он шел по траве.

Весна. Вечер выходного дня, значит, скорее всего, это было в пасхальные каникулы. Мы лежали в моей спальне на полу, мы забрались под кровать, закрыв дверь и подперев ее стулом, мы сплели ноги и чуть - чуть касались головами в темноте. Донна залезла мне под рубашку, она лениво теребила мой сосок и расспрашивала меня о братьях.

Но ты-то их различаешь, правда? — допытывалась она. Как? Как тебе это удается? Неужели есть верный способ? Близнецы ее околдовали. Я флиртовала с ним просто так, чтобы он ничего не заподозрил, сказала она. Джим мне нравится только потому, что он немножко похож на тебя.

Это был Патрик.

Ой, правда? Ну, вот видишь. Опять не угадала, замялась она.

Донна гостила у меня несколько дней и впервые увидела моих братьев — они как раз приехали домой на каникулы, и теперь опасно шатались по дому в самое странное время ночи и дня, потому что работали по сменам на стройке. Донна никогда раньше не видела однояйцевых близнецов в такой близи, и приходила в страшное возбуждение, когда они оба находились в комнате.

Во время обеда она кокетливо хихикала над шутками Патрика, хотя я тоже хихикала. Он изо всех сил старался очаровать ее, и она сразу же сдалась, когда он вошел в комнату, напялив ради нее на голову трусы. Я гордилась им, гордилась еще больше, когда он вызвал у Донны смех, сунув одну из моих рыбных палочек в стакан с водой и пошутив насчет ее естественной среды обитания. После обеда он спросил Донну, умеет ли она играть в карточную игру «пятьдесят два»? Он подбросил всю колоду карт в воздух, а потом сказал: ну вот, теперь их все нужно собрать, и мы обе ползали на животе по комнате, собирая карты, глядя друг на друга с беззвучным хохотом в глазах.