Няня по принуждению - Анна Шварц

— Амир!!! — кричу я, — ты издеваешься?!

— Я тебе задал вопрос, Рита.

— Боже, — выдыхаю снова я, — да, я запомнила.

— Повтори, — Амир делает жест рукой, а меня начинает трясти от ярости.

— Браслет не снимать, твоей жене ничего не говорить. Это все?!

— Молодец. С Торегросса у нас давние терки. Мечтает он мне поднасрать, спит и видит, как я дохну. А если меня вальнут — все достанется твоей сестре и Тимуру. Допираешь, Рита?

— Она… — выдавливаю я, — вернется. И получит наследство. Они с Андреа преследуют общую цель и поэтому спелись.

— Догадливая, молодец. Торрегросса давно уже пасут спецслужбы. В этот раз я решил помочь им, — усмехается Амир, а я холодею. Так вот что значит “поговорить без лишних свидетелей”. Нас, видимо, прослушивали и следили за нами сутками, — я тебе говорил “меньше будешь знать — уйдешь живой”. Посидела бы дома, не высовываясь, помычала бы на допросе, рассказывая про день сурка — и все было бы нормально. Но у тебя все через жопу, Рита. Теперь либо я оставлю тебя у себя, либо сольют тебя, как лишнего свидетеля.

— Мне что, тебе женой стать, что ли? — пораженно произношу я. Сердце уже бьется у горла. После таких новостей, — или любовницей? Я не смогу. Всю жизнь не смогу жить так, как эти дни. У меня нет другого выхода?

— Есть, — пожимает Амир плечами, — можешь помереть.

— Ты невыносим. Мирослава из-за этого от тебя сбежала к этому Андреа?

— Нет, — он отвечает мне мрачным и давящим взглядом, — еще один такой вопрос — и ты не сможешь сесть на задницу, Рита. Я отвечу: мне сообщили о ее измене. Ей пришлось бежать. Иначе я бы ее закопал. Учти это, Рита. Если выберешь вариант “остаться в живых”. Уйти с кем-то другим ты потом не сможешь. До конца жизни останешься со мной.

Я молча смотрю в сторону. На меня только что опрокинули ушат информации. Я должна разложить ее в голове, потому что не могу даже нормально соображать сейчас.

Он поднимается с дивана.

— Это всё. У тебя есть время подумать.

Я благодарна ему, что он дает мне время подумать в одиночестве. Стоит только Амиру уйти, как я падаю на диван, вытягиваю ноги и смотрю в иллюминатор напротив, на бесконечное, голубое небо.

В конце концов, меня накрывает апатия. Боль уходит, оставив после себя равнодушную пустоту, а мысли в голове текут абсолютно холодно и спокойно, начиная выстраиваться в понятную картину.

Что толку сейчас с моих переживаний? Бабушка любила говорить “все перемелется — мука будет”. Сколько раз мне казалось, что все ужасно, что я никогда не смогу жить, как прежде, и сколько же раз потом я смеялась над своими переживаниями, потому что выход можно найти почти из любой ситуации.

Я не больна, пока никто не приставил пистолет к моему виску… все будет плохо, только если я умру. Вот там я точно уже не смогу ничего исправить. Но ключ к моему выживанию — Амир. Доверять ему сложно. Очень сложно, несмотря на то, что я откровенно говоря понимаю — он действительно может вытащить меня из этой задницы. У него хватит власти. Мне предстоит нырнуть в эту пропасть с закрытыми глазами, надеясь, что меня согласятся поймать.

Я медленно облизываю губы, все еще ощущая покалывание — отголоски поцелуя. На них остался вкус Амира. Какой-то гель, которым он, видимо, умывался с утра — на языке чувствую горьковатые нотки.

“Давно хотел сделать две вещи”… - звучит в голове та фраза. Он неравнодушен ко мне? Я бы не хотела, чтобы он видел во мне просто неплохую и удобную замену своей жены.

Такие люди, как он, просто так не станут предлагать остаться с ними рядом навсегда. Но я не знаю, как смогу с ним жить. Мы даже не говорим. У меня не было возможности узнать его поближе, потому что он только и делает, что отдает приказы и показывает себя с самой плохой стороны, вызывая ненависть, как это случилось в тот день, когда он приказал избавиться от Володи. Не оставляет ни шанса создать между нами хотя бы дружеские отношения. Хотя бы!

И я… я не умею управлять такими мужчинами. Сашка — умеет. Она говорила мне “эти мужчины любят женщин, которые не навязываются. Не выскочек. Бабы с золотыми мозгами им тоже не нужны. Они ищут удобных, и только”. Будь милой, тихой, умей просить и намекать. Разве я так смогу? Притвориться ненадолго — да, а всю жизнь жить в роли покорной куклы — вряд ли.

Я встаю с дивана, понимая, что мне пора перестать отсиживать зад и копаться в своих мыслях. Времени осталось немного. А я не хочу больше ошибаться. На кону моя жизнь, поэтому я должна сегодня сыграть по правилам.

Когда я возвращаюсь обратно, Амир даже не поднимает на меня взгляд. Он сидит в кресле, опирается локтями на стол и вертит на нем бутылку с водой, будто бы рассматривая надписи.

Я снова смотрю на шрам, расчерчивающий руку, на сбитые костяшки, и поражаюсь в очередной раз — какие же мы с ним разные. Он сильный, жестокий, деспотичный. Я обычная девушка. Буквально девушка с улицы, без крутого образования, с достаточно серым и незаурядным бэкграундом. И “останешься до конца жизни со мной?”…

Я сажусь в кресло напротив. Браслета уже на столе нет — видимо, его куда-то спрятали.

— Я согласна, — произношу я. Не верю, что это сказала. Но ведь выхода-то нет.

Амир будто бы даже не слышит, продолжая мучить бутылку. Я протягиваю руку и забираю ее. Просто хватаю и придвигаю к себе, а Амир приподнимает бровь и смотрит на меня скептически.

— Чего ты от меня хочешь?

— Я сказала, что согласна, — повторяю я, а он хмыкает.

— Отлично.

— И всё? Ты не хочешь больше мне что-нибудь рассказать, предупредить о чем-то? Мне страшно, Амир.

— Нет, — усмехается он, — я тебе все сказал. И я тебе слабо верю. Не факт, что через полчаса ты решишь, что умнее будет сбежать от меня через окно или попробовать договориться со своей родственницей.

Я чувствую, как у меня закладывает уши. Самолет снижается, а значит, у меня осталось совсем мало времени.

— Я тебе тоже слабо верю, Амир, — медленно произношу я, — однако, ты мог бы просто попробовать развеять мои страхи. Раз уж я согласилась… провести с тобой жизнь.

Ему что, серьезно плевать? Что согласилась, что отказалась….

— Пристегнись. Самолет садится, — абсолютно спокойно произносит Амир, а я сжимаю зубы, и пристегиваю себя ремнями. Откидываюсь на кресло и закрываю глаза, чувствуя волны раздражения. Прибью. Господи, ну какой же сложный человек.

Мы садимся в полном молчании. Молчу я, и когда мы спускаемся по трапу. Я вдыхаю воздух Италии полной грудью — боже, он даже пахнет по-другому. Хотя, это ведь всего лишь воздух. Солнце еще высоко, хотя, вот-вот должно начать клониться к горизонту. Я в другой стране. Впервые. Точнее, по факту это не я, а Мирослава — ведь у меня даже загранпаспорта не было. Ни к чему он был мне.