Новоросс. Секретные гаубицы Петра Великого - Константин Радов

Впрочем, изрядная пакость со стороны моих неприятелей вышла сама собой, безо всякого умысла. При покойном государе деньги, хоть с опозданием, но доходили до армии. С начала весны — как обрезало. А планы кампании остались. Что прикажете делать?! Воевать с султаном на собственные средства? Безумие! Будучи вдесятеро богаче — все равно бы не стянуть.

Во флотской казне, милостию Апраксина, серебро еще водилось; удалось подольститься и выклянчить займ под будущее солдатское жалованье. Вследствие сего, самым громким в военном совете стал голос Змаевича — в ущерб нам, сухопутным. Я без боя отдал адмиралу первенство, погрузившись в армейское хозяйство, финансы и комиссариатские дела. Черт с ней, со стратегией, когда грозит голод в полках. Когда море очистилось, торжествующий Матвей Христофорович повел флот в давно задуманный поход на Темрюк. От меня с полками, назначенными в десант, ушел Румянцев. Плохонькая крепость не требовала большого искусства, а бывшему царскому денщику воинская слава требовалась позарез. Мало, что с Меншиковым в контрах — еще и женат на государевой любовнице! При Петре поднялся, благодаря сему, в немалые чины, теперь же пребывал в опасении: не коснется ли его семьи бабья злопамятность? Марию Кантемир императрица уже выслала в дальние деревни; остальные соперницы дрожали.

— Поторопись с атакой. — Напутствовал я генерал-майора. — В местах, имеющих столь недоровый климат, штурм предпочтительней осады, ибо лихорадки уносят больше жизней, чем вражеское оружие. Не заботься о сбережении города: ему не быть нашим, потому как одержать решительную викторию в войне нам все равно не позволят.

— Кто в силах помешать?!

— Тот, кто по справедливости должен именоваться Темнейшим. Кого чужая слава уязвляет больней турецкого ятагана. Чей страх вскормлен тайным сознанием собственного недостоинства. Кому в победоносных генералах мерещатся соперники. Уверяю тебя, князь постарается завершить сию войну как можно скорее хотя бы затем, чтоб не усиливать наши с тобой позиции внутри страны. Сам же он бросить Петербург и возглавить армию не может.

Предчувствие не обмануло. Действительно, почти в один день с донесением Румянцева о взятии Темрюка и разорении Блудиловского городка, логова изменных казаков, добралось до Азова высочайшее повеление остановить действия против турок, а в отношении татар и ногаев, буде нападут, ограничиваться обороной. Неплюев в Константинополе начал трактовать о вечном мире. Было до смерти обидно, что верная надежда разгромить наследственных врагов, моих и России, не исполнилась.

И вновь нашей слабостью оказалась государственная экономия! Разница с эпохой Прутского похода, вообще говоря, наличествовала: в начале войны хлеб в губернии был. Однако запасы растаяли быстро. Кто хлеборобствует-то? Казаки, однодворцы, ландмилицкие солдаты… Пашня со службой не дружит: у земледельцев воинского чина хлебные избытки накапливаются только в мирное время. Прошлый год посевы почти уполовинились. Простых мужиков мало: Азовская губерния пространна и плодородна, но слабо населена. С семидесяти тысяч ревизских душ (за вычетом приписанных к Адмиралтейству и заводам) содержатся два пехотных полка и один драгунский. Остальные войска принуждены ждать ассигнований из Петербурга, а всем известно, что отосланные в столицу подати словно в дыру проваливаются. Народ здесь, на юге, особый: бесплатно провиант не возьмешь! Будешь отнимать — спрячут, начнешь упорствовать — взбунтуются, справишься с бунтом — разбегутся. Короче говоря, опять всё упирается в деньги. Причем рассчитывать можно лишь на местные средства.

Очевидно, что единственное спасение — умножать неокладные доходы, и быстро! Казенные промыслы и экспортная торговля — вот пара коней, способных вытащить мою провиантскую фуру из болота нищеты. Богородицкое стекло, киевские зеркала, железные товары, соленая рыба… Есть, что предложить восточным народам за кожи и шерсть. Хотелось бы не только восточным — но в Заднепровье, Волынь и Подолию наш товар плохо идет. Там царят бердичевские евреи, прочно связанные в коммерции с Данцигом, а через него — с Амстердамом. Голландскими купцами сия торговля кредитуется на миллионы. Мы давать кредитов не можем, и потому остаемся зрителями.

— Матвей Христофорович, ты ведь дружен с Толстым? — Спросил я однажды Змаевича при удобной оказии. — Помоги с ним поладить.

Адмирал поперхнулся, взглянул удивленно, с плохо скрытым недоумением. Он хорошо знал, сколь тяжела взаимная неприязнь между мною и старым дипломатом. Пришлось пояснить:

— Есть важное дело, требующее связей в Константинополе. Кстати, твое участие тоже весьма желательно. Что до симпатий или антипатий — нам с Петром Андреичем не детей крестить.

— Какое дело, Александр Иванович: государственное или коммерческое?

— То и другое вместе. Мы сможем содержать в здешних краях значительное войско или достроить новый порт лишь при одном условии: ежели сами турки нам помогут.

— Ты о контрибуции? Не почитаю сие возможным. Неплюев…

— Нет. О другом. Прости, что перебил. Так вот, Неплюев пишет, что открытие для русских купцов Очакова или Кафы турки еще согласны обсуждать, хотя и требуют взамен несоразмерных уступок; но о Трапезунте даже слышать не хотят. Уж не поминаю проливы: плавание сквозь них дозволено только подданным султана.

— И чем Толстой поможет? Он тоже вел негоциации о вольном мореплавании, да не преуспел. Сие никому не под силу.

— Если редут не взять лобовой атакой, почему не попробовать обойти? Разве у султана нет подданных, готовых задешево продать свое имя? Или среди рагузинцев найдем, они вроде приравнены к туркам по размеру пошлин? Я готов платить нескольким бездельникам за представительство. А капиталы будут мои. Точнее, наши: хотел бы видеть компаньонами тебя, Савву Лукича, Петра Андреича. У Неплюева денег нет — значит, иначе заинтересуем. Демидовых в долю — обязательно! Акинфий получил дозволение на отпуск железа в Персию; пускай теперь о Турции похлопочет!

— Что оружием из русского железа станут наших же солдат убивать, тебя не смущает?

— Ошибочная логика, дорогой адмирал. Турки могут сами наделать железа, сколько им требуется; могут купить немецкое, шведское, испанское… Да хоть бы и наше — через англичан! Преимущество прямых поставок в дешевизне. Влезши к ним со своим металлом, мы подорвем и задушим низкими ценами их собственные промыслы; подумай-ка, в случае новой войны и прекращения торговли что произойдет?

— Да! Пожалуй, ты прав! Только у торговли на Востоке свои особенности: не зная оных, окажешься без товара, без денег и в тюрьме. И никакой суд не поможет!

— Мне ведомо, что такое бакшиш. О желательности иметь под рукой людей, способных отрезать голову недобросовестному партнеру, тоже догадываюсь. В этом ничего хитрого нет. Просто моим приказчикам на первое время понадобится помощь, дабы разобраться в местных обстоятельствах. Таковая торговля прибыточна будет и нам, и казне, которая получит свою выгоду через пошлины, откуп или участие. Армия и флот обретут добавочное финансирование помимо Петербурга, освободив платежные силы государства от тяжкого бремени…