Коло Жизни. Бесперечь. Том второй - Елена Асеева

– Еси… Есинька… Есиславушка, – теперь голос… шорох… дуновение прозвучал в самом мозгу. – Ничего не бойся. С тобой все будет благополучно. Я подле тебя… Я с тобой… Я в тебе, моя бесценная драгость.

И вновь ничего не происходило определенный промежуток времени. Наново правила в помещение тишина и точно бездвижье, а после из макушки звезды вырвалась ярко-серебристая молния, это Есислава узрела даже через мутное видение глаза. Напоминающая стрелу с острым наконечником, усеянная малыми просяными золотыми искорками, вельми плоская по форме, молния понеслась в сторону юницы. В доли мига она достигла ее головы, и, воткнувшись, точнее войдя, малость левее правого виска, чуток выше изгибающейся бровки срыву прошлась справа налево повдоль лба. И девушка услышала едва осязаемый скрип разрезанной кожи и хруст разошедшейся надвое кости. Наконечник молнии, дойдя почитай до левого виска, порывисто дернулась назад, и, выскочив из рассекаемой лобной кости, свалилась на пол, мгновенно превратившись в вязкую субстанцию, коя также скоро впиталась в сие гладкое полотно.

Две капли крови покинувшие места разреза подле висков медлительно скатившись вниз, прочертили тончайшие полосы на щеках Есиславы, замерев где-то посередь их, вроде остановленные пепельно-голубыми сетями опутавшими плоть лица и слегка приподнявшими саму поверхность кожи. Теперь из свода коридора к голове девушки спустились едва зримые серые нити… столь тонкие, можно даже молвить ажурные, легкие шелковинки. Вроде шевелящих тельцами червей, они дотянулись до лба Еси, как раз до места рассечения, и, внедрившись в верхнюю стенку надреза кожи и черепа, густо облепили своими присосками его край. Днесь послышался гулкий, несколько раскатистый звук, точно кого-то долго чмокали в щеку, и нити энергично-синхронно дернувшись, приподняли вверх свод черепа, образовав узкую щель, чрез которую выбился яркий смаглый свет, прерывисто зарябивший.

Прошло пару-тройку минут, может чуть больше, когда из кружащей восьмилепестковой звезды, теперь уже из двух острых концов застрявших… затерявшихся в соседних стенах вылетело множество плоских с зигзагообразными краями лент, верно в палец шириной, как-то кучно собранных меж собой, словно пучкообразных. Вскоре, ибо в этом помещение, все двигалось или быстро, или вспять дюже медленно, ленты дотянулись… доплыли… али все же долетели до головы юницы. Две из них вошли сквозь расщелину, как раз по краям разреза, вглубь черепной коробки, и, притулившись к сияющему естеству девушки, резким рывком вырвали наружу Крушеца.

Тугой смаглый комок сияния с округлой макушкой и тонким изогнутым остроносым хвостиком по полотну коего струились беспорядочно, в разных направлениях, сталкиваясь, наскакивая, схлестываясь и распадаясь серебряные, золотые, платиновые разнообразные по форме символы, письмена, руны, литеры, свастики, ваджеры, буквы, иероглифы, цифры, знаки, графемы. Ленты, дотоль замершие обок головы, стоило лишь двух их собратьям вынуть Крушеца наружу, зараз прилепились своими ротиками-присосками к сияющему его телу и тотчас окаменели… также как до этого одеревенела плоть Есиславы. Они застыли в неподвижном состоянии, зафиксировав в нем и саму лучицу. И девушка теперь смогла узреть, что меж расщелиной на ее лбу и хвостиком Крушеца пролегли сквозные волоконца переплетений, блистающие голубо-золотым светом и сверху, словно присыпанные алой мельчайшей поземкой, такие густые… создающие единую, сплошную сеть.

Лепестки звезды сейчас перестали кружить по коло и продолжили перемещение по их поверхностям символы, письмена, руны, литеры, свастики, ваджеры, буквы, иероглифы, цифры, знаки, графемы, точно ожидая чего-то… Еще вероятно доли секунд и с под каждой отдельной части составляющей клинопись стал пробиваться серебристый свет живописуя более значимое проявление того письма, словно символизируя, что-то Крушецу. Нежданно, стремительно вырвавшаяся из центра звезды серая молния своим острым наконечником, усеянным малыми просяными золотыми искорками по плоскому рубежу, мощно вдарилась в округлую макушку лучицы и единожды все письмена на его сияющем теле замерли, прекратив свое перемещение. И судя по всему, от этого удара Крушец закричал, потому как Есислава расслышала хоть и далекий, но вельми пронзительный свист… схожий с раскатистой, высокой трелью.

Еще одна острая молния врезалась в макушку Крушеца и немедля письмена, словно встряхнувшись, заняли определенный порядок. Местами выстроившись в рядья, прямые линии, соорудив меж собой особые геометрические фигуры, образы, символы. Новый разряд молнии вызвал новую структуру в построение всех доселе созданных фигур и единожды их сочленение меж собой… и, очевидно, еще один вопль лучицы.

С каждым последующим ударом Есислава зрела, как на поверхности сияющего Крушеца выстраивался изумительный по красоте узорчатый рисунок. Она слышала его долгий, болезненный крик, сопереживала его страданиям и с тем ощущала, как и сама теряет силы, крепость, чувствовала охватывающую ее плоть слабость. Вроде как испытываемое Крушецом высасывало и из нее мощь также скоро, как пронзительно тот кричал.

Очередной разряд вызвал слабое движение в укрупненном выстроенном узорном порядке на теле лучицы, и тот ход отозвался в юнице сбоем в биение сердца, а после болезненно дрогнули пальцы в конечностях, проскочила легкая зябь внутри мозга.

И Еси тогда внезапно разглядела на месте звезды лицо совершенно мягкой формы, точно правильного круга, пожилого человека, где волнистой была спинка носа и округлым основание. Слегка впалые щеки с чуть выступающими скулами над оными нависала седая прядь волос, напрочь скрывающая очи, также как и густые пепельные усы единились с брадой да таили под собой губы, и сам подбородок. Огромное колообразное облако, впитавшее в себя лепестки звезды, и все остальное пространство, описывая голову, как-то мгновенно выплеснувшись вперед, сглотнуло волосы, а миг спустя и само лицо.

И тотчас слабо дернулся пред очами Есиславы Крушец в удерживающих его лентах. И новый разряд молнии, выскочив из теперь уже явственно проступившей восьмилучевой звезды, вызвал движение письмен по поверхности сияющего тела лучицы одноприродное тому, что девушка наблюдала в лепестках. Оглушительно вскрикнули от боли Крушец и Есинька. Прерывисто дернулось в груди укутанное в паутину сердце, и мутная дымка поплыла пред ее глазами.

Немного погодя, не сразу… а именно погодя, когда дымка пред очами так и не рассеялась, Еси, почувствовала, как втолкнули ей вглубь головы подергивающегося, будто объятого жаром Крушеца так, что тем пламенем обдали и сам мозг. И с тем, верно, лопнули перетянутые меж собой нити, дотоль оберегающие мозг юницы, посему незамедлительно пропала мутность окутывающая правый, здоровый глаз, уши явственно обрели слух. Прошел еще морг и изо рта высвобождая трахею, голосовые связки, гортань, да и сам язык вывалился, плюхнувшись вниз ребристый ржаво-серый корень, ноне покрытый малыми рдяными пупырышками. Корень, приземлившись на пол, медлительно уполз в разошедшуюся щель, погасив края трещин. Из средины закрутившей лепестками звезды вырвался плоский луч молния, и наново ринулся в направление головы Есиславы. Серые волоконца, поколь удерживающие свод черепа, резко лопнув, отпустили его, и, одновременно, с тем молния воткнулась в левую предвисочную кость, и, пройдясь по лобной кости, вызвала осязаемо-слышимое скрежетание и шипение. И тогда сети окуклившие внутренние органы, позвоночник высвободили все из-под своего оберега и втянулись в корень позадь спины. Также дюже стремительно выпустив из пут спину, руки и ноги девушки корни пропали в стенах и полу. Отчего оставшись без опоры и поддержки, Есинька туго качнулась, и, не ощущая своего тела и его частей, упала на гладь пола, не мешкая покато выгнувшегося и тем самым снизив удар об себя.