Вранова погоня - Татьяна Корсакова

Третий рисунок… Нет, Никита ошибся, тот человек из грозы не был похож на чумного доктора. Если только маской. Теперь он мог рассмотреть эту маску в деталях – каждую трещинку, каждую медную клепку. Черный плащ с капюшоном и маска делали своего хозяина похожим на птицу. Очень большую, очень опасную. К горлу подкатила тошнота. И не от страха, а от осознания того, что маска эта сработана из кожи. Человеческой кожи… Она полностью закрывает лицо, в круглых прорезях были видны лишь глаза, черные птичьи глаза без белков. И никак не понять, это человек маскируется под гигантскую птицу, или гигантская птица хочет сойти за человека…

А на полу у Никитиных ног лежал еще целый ворох черных рисунков. Черных, мрачных, страшных, наполненных болью и безысходностью. Вот, значит, как выглядят Эльзины кошмары! Если так, то ее можно понять. Жить внутри этого ужаса и остаться нормальным – невозможно!

– Вот так… – Она словно прочла его мысли, присела на корточки, принялась собирать рисунки. Нет, не собирать, сгребать весь этот бумажный ворох в кучу. Зачем? Чтобы порвать или сжечь в камине?

– Эльза, погоди. – Никита сжал ее запястья, в глаза смотреть не стал, побоялся увидеть в них искры того безумия, с которым уже ничего не поделать. – Не нужно это уничтожать.

– Почему? – Она сжимала наброски в кулаках с такой силой, что побелели костяшки пальцев. – Зачем это хранить? Зачем выпускать это в нашу жизнь?! – Ее голос сорвался на крик, руки задрожали. – Я сдерживала их. – Крик упал до шепота. – Сдерживала, сколько могла, не пускала. Я придумывала другой мир. Чтобы с солнцем и яркими красками. Знаешь, Януся приносила мне краски. Не такие хорошие, как твои, но и не самые плохие. Приносила краски и холст, и я писала другой мир.

Да, Никита знал: Эльза писала свой другой мир, а какой-то самозванец и аферист подписывал этот мир несуществующим именем, а потом продавал за очень большие деньги. А Эльза говорила-говорила, словно внутри у нее прорвало невидимую плотину, и в этот мир вместе с черными рисунками хлынули еще и слова.

– Сначала мне снились только птицы. Это было утомительно: перья, карканье, запах… Во сне птицы пахли кровью. Я не высыпалась, голова весь день была точно чугунная. Но я не боялась – просто уставала. А потом птицы начали меня замечать. Понимаешь? Если раньше это я за ними наблюдала, то теперь они. Словно бы они искали меня и вот… нашли. И запах крови сделался таким невыносимым, что по утрам я просыпалась с тошнотой и сразу же бежала в душ, чтобы его смыть. Я даже волосы сбрила, потому что вымыть из них этот смрад никак не получалось.

Никита слушал, гладил Эльзу по спине, а сам думал, что нужно договориться насчет МРТ головы. Потому что вот эти яркие запахи, эти мрачные видения могут быть симптомами опухоли головного мозга…

– …И они показывали мне картинки… – Эльза всхлипнула, выпустила из рук свои наброски. – Они убивали людей прямо у меня на глазах, налетали всем скопом, таким черным облаком. А через мгновение от человека оставалось вот это… – Она подтолкнула к Никите один из рисунков. Хватило одного взгляда, чтобы к горлу подкатила тошнота. – И к запаху крови теперь добавились крики. Я засыпала под крики в своей голове и просыпалась под них же. А потом они убили ребенка… прямо у меня на глазах… специально для меня, чтобы я понимала, что они ни перед чем не остановятся, чтобы я их боялась… – Эльза обхватила себя руками за плечи. – Тем утром я попыталась выброситься из окна. – Она уставилась на Никиту темным, мутным взглядом. – Осуждаешь? – спросила шепотом.

– Нет. – Он сказал правду. Если он кого и осуждал, то не Эльзу, а себя. За то, что за все эти десять лет ни разу не поинтересовался, как она живет. – Эльза, это лечится…

– Януся тоже так сказала. – Эльза горько усмехнулась. – Когда стащила меня тем утром с подоконника. А днем я уже была в психушке. Меня чем-то накачали, и знаешь, впервые за долгое время я не видела птиц. Я готова была целовать Янусины ноги за такое счастье, а она сказала, что мы не чужие друг другу и сочтемся, а потом принесла мне таблетки. И стало проще! Честное слово, проще! С таблетками я могла спрятаться, птицы искали меня, рвались следом за мной, но у них не получалось. Все было хорошо…

– Не было хорошо, Элли. – Никита погладил ее по волосам. – Эти таблетки тебя убивали. И рано или поздно убили бы окончательно.

Прежде чем ответить, она посмотрела на него долгим взглядом, усмехнулась какой-то совершенно несчастной улыбкой.

– Какая разница, что меня убьет? – спросила вдруг. – Если не таблетки, то Погоня.

– Эльза, нет никакой Погони! – Он начинал злиться. Не хотел, сдерживал себя, как мог, но все равно злился. Потому что проще поверить, что Эльза сумасшедшая наркоманка, чем в то, что та тварь с рисунка существует на самом деле.

– Есть. – Она упрямо мотнула головой, стряхивая его ладонь. – Иногда, когда доза оказывалась недостаточной, птицы прорывались в этот мир. Ты мне не веришь. – Она снова усмехнулась. – Не веришь, я же вижу. Можешь спросить у Януси, сколько раз она находила в моей квартире мертвых птиц. Я это очень хорошо помню, потому что она так орала… А птицы просто залетали в открытые окна или бились в стекло, если окно было закрыто. А его, этого страшного человека, я раньше не видела. Ни в бреду, ни во сне, ни в жизни. Вчера – первый раз. – Эльза поднялась на ноги, аккуратно положила рисунки на подоконник рядом с кошкой. – Он пришел первый раз вслед за своими птицами. И знаешь почему? Ты знаешь, Никита?

– Потому что ты перестала принимать таблетки? Потому что твое сознание наконец очистилось.

– Открылось. – Она прижалась лбом к оконному стеклу. – Открылась какая-то потайная дверца, и он прокрался сюда вслед за своими чертовыми птицами. Это я во всем виновата. Понимаешь? Я показала ему путь.

– Ты не виновата. – Если бы Никита был мнительный и впечатлительный, он бы, наверное, поверил и проникся, но пока его мозг искал происходящему рациональное объяснение. Вот только беда – искал, но никак не мог найти. И птиц, и человека в маске он видел своими собственными глазами. А раны от птичьих клювов саднили до сих пор.

– Виновата! – Она снова мотнула головой, и кошка встревоженно заворчала. – Я понимаю, куда проще поверить, что все это бред, плод воспаленного воображения конченой наркоманки. Я и сама себе не верю…

– Сто тридцать две, – сказал Никита.

– Что – сто тридцать две? – спросила Эльза испуганно.

– Сто тридцать две мертвые птицы нашли в лесу под тем деревом. Я сам там был. Я и твоя Зена. И когда ты рассказывала про свои сны, про то, что эти твари делали с людьми, я верил каждому твоему слову, потому что стал бы одним из них, если бы не ты.

– Если бы не я? – Она посмотрела на него не с удивлением даже, а с изумлением.

– Ты что-то сделала с птицами.

– Я ничего не помню, я была без сознания.

– Возможно. Но ты все равно что-то сделала. Ты каким-то образом их убила, Эльза.

– Я?!

– Какие иностранные языки ты знаешь?