Земля под ее ногами - Салман Рушди

Такова повесть об Ормусе Каме, первооткрывателе музыки.

Материнские чувства леди Спенты Кама к Ормусу оставались, скажем так, приглушенными. Но Ардавираф был ее любимцем, поэтому, целиком разделяя мнение своего мужа о пении Ормуса, которое он называл не иначе как бормотанием и иканием, она не посмела вмешаться. Возвращение музыки в квартиру на Аполло-бандер лишь укрепило ее решимость женить младшего сына как можно скорее. С тех пор как Ормус окончил школу с позорными для семьи оценками, он слонялся без дела, не обнаруживая никаких интересов, если не считать девочек. Родители школьниц Кафидрал-скул жаловались леди Спенте, что ее сын взял привычку стоять у стены, через дорогу от школьных ворот, задумчиво ковыряя в зубах и вращая бедрами, и что вращения эти отвлекают девочек от занятий. Призванный леди Спентой к ответу, Ормус даже не пытался отрицать предъявленные ему обвинения. Чрезвычайная чувственность была дана ему от природы, он никогда не считал себя ответственным за нее и, следовательно, не мог нести ответственность за производимый ею эффект. Когда у него в голове музыка, пожал он плечами, его тело приходит в движение, он сам не знает почему. А что могут подумать об этом девочки — не его забота.

— У этого парня ни капли ответственности, — жаловалась леди Спента сэру Дарию. — Никакого честолюбия, все время дерзит, только музыка на уме. Он совсем собьется с пути, если мы не вмешаемся.

Персис Каламанджа была идеальным решением проблемы. Красивая девушка со святым характером и, неизвестно почему, без ума от Ормуса. К тому же ее родители были при деньгах. Уход сэра Дария от дел серьезно подорвал финансовое благополучие семьи, и, по крайней мере таково было мнение леди Спенты, долг Ормуса по отношению к матери и отцу заключался в том, чтобы восстановить семейное благосостояние. Патангбаз — Пат — Каламанджа и его жена Долли были из Кении, но сделали себе состояние в послевоенном Лондоне на производстве дешевых радиоприемников и будильников «Доллитон», а затем для разнообразия вложили средств в «Калатур» — туристическое агентство, занимавшееся воздушными перевозками между странами со стремительно разраставшейся индийской диаспорой. Их бизнес процветал в Британии пятидесятых, и Пату Каламандже пришлось обосноваться в Уэмбли, где он проводил большую часть года. Долли же «вернулась на родину навсегда», купила у старого мистера Эванса из «Бомбейской компании» одно из красивейших старых бунгало на Малабар-хилл и потратила целое состояние, чтобы его испортить. Развившийся у нее аппетит к респектабельности заставлял ее зариться на баронетство сэра Дария с такой же алчностью, с какой леди Спента зарилась на кошелек Пата Каламанджи.

— Ах, он хочет петь? — фыркала, обращаясь к мужу, леди Спента. — Ничего, радиоприемники «Доллитон» ему споют. Хочет танцевать до упаду? Туристический бизнес его успокоит. И потом — связи с Англией, — коварно добавила она, не сомневаясь, что этот довод произведет должное впечатление на сэра Дария с его англофилией.

Глаза у сэра Дария загорелись. Он тотчас одобрил план своей супруги.

— На родовитые семьи рассчитывать не приходится — их отпугнули ошибки сам знаешь кого, — продолжала рассуждать леди Спента (такова была самая смелая аллюзия на девятнадцать убийств, совершенных Сайрусом Камой, какую она себе позволяла), — так что эти Каламанджа просто с неба свалились, как искусно подрезанный воздушный змей.

Помехой стала Вина. После их встречи Ормус серьезно сообщил матери, что, так как он неожиданно влюбился, о помолвке с очаровательной Персис, к сожалению, не может быть и речи. Когда он назвал объект своего столь внезапно вспыхнувшего чувства, у его матери, полагавшей, что виновницей нового блеска в его глазах, новой легкости походки, новой радости, с которой он встречал каждый новый день, была Персис, — и это вполне укладывалось в ее планы, — от ярости глаза вылезли из орбит.

— Ты, дьявол! Эта двенадцатилетняя замухрышка, из ниоткуда, без гроша за душой?! — взвизгнула леди Спента. — Заруби себе на носу: этот номер у тебя не пройдет!

Леди Спента и Долли Каламанджа решили вести себя так, словно ничего не случилось.

— Он перебесится, — заверила Долли подругу. — Мужчины есть мужчины — что до, что после женитьбы, но это не мешает им быть хорошими мужьями.

Это высказывание шокировало леди Спенту, но она придержала язык.

Несколько дней спустя родители вывезли Персис Каламанджа и Ормуса Каму на семейный пикник в молочную колонию «Эксвайзи». Их отпустили побродить вдвоем среди зеленых лугов и пасущихся коров, и, отойдя подальше, красавица Персис, за которую множество молодых людей с радостью отдали бы жизнь, заговорила о своей малолетней сопернице: «Слушай, ты можешь мне сказать всё, не бойся, я не расстроюсь. Неважно, чего хотят наши матери. Любовь — слишком важная вещь, чтобы лгать». Ормус, чувствовавший себя неловко в первый и последний раз в жизни, признался, что понятия не имеет, как это случилось, но в тот день в магазине грамзаписей он встретил свою единственную любовь. Персис мужественно выслушала его, распростилась со всеми надеждами, серьезно кивнула и обещала помочь. С того момента и до дня шестнадцатилетия Вины Персис, вместе с ней и Ормусом, участвовала в их больших и мелких обманах. Для начала она заявила матери, что совсем не уверена, такой ли уж божий дар этот Ормус Кама. Она сама красивая и классная девушка и вовсе не собирается кидаться на шею первому же подвернувшемуся матери кандидату в мужья, а если им все-таки будет Ормус, ей нужно время, чтобы убедиться, взвесив все «за» и «против», действительно ли он заслуживает того, чтобы стать ее избранником. «Ох уж эти современные девушки», — вздохнула Долли Каламанджа и, возможно, проявила бы настойчивость, если бы Персис не обратилась за поддержкой к своему отцу в Англию. Патангбаз Каламанджа сказал Долли, что не потерпит, чтоб его любимую дочь сплавили кому попало, если только она сама этого не пожелает, так что Долли, хоть и брюзжа, вынуждена была согласиться на длительный «испытательный срок». Примерно раз в месяц она жаловалась, что дочь слишком тянет с решением, на что Персис неизменно отвечала, что «мужчине жена на веки дана», а «на этакий срок худое не впрок». Великая притворщица Персис. По ночам она засыпала в слезах. А Ормус и Вина были так захвачены друг другом, что совсем не замечали красивую девушку, расставшуюся ради них со своей мечтой. И все же именно Персис во многих смыслах была подлинной героиней истории их любви.

Она говорила матери, что условилась с Ормусом сходить в кафе или поесть чипсов и поплавать в клубе «Уиллингдон» или что он обещал сводить ее на один из утренних воскресных джем-сейшен, входивших тогда в моду в некоторых ресторанах Колабы, или «на хороший фильм». «Про любовь?» — жадно осведомлялась Долли, и Персис кивала, изо всех сил изображая радостное предвкушение. «Любовь прекрасна и удивительна», — отвечала она, или, в следующий раз: «Незабываемый роман». Долли кивала: «Отлично! Это то, что нужно!» После чего Персис отправлялась на своем «хиндустан-амбассадор» вниз по Малабар-хилл на свое неназначенное свидание. Она в самом деле встречалась с Ормусом в упомянутом клубе, ресторане, кафе или кинотеатре, так что, формально, не лгала матери, но несколько минут спустя появлялась Вина, и Персис молча удалялась. Те часы, когда она в одиночестве бродила по городу, пока не получала возможность вернуться домой, не разрушив алиби двух влюбленных, были как зияющие дыры в ее жизни — раны, через которые постепенно вытекала ее надежда и ее радость. «Я думаю о том времени, когда я покрывала Орми, как о романе, которого у нас никогда не было, — писала она мне. — Он был со мной, говорила я себе, был здесь, рядом, — но, конечно же, его не было, была одна только моя глупость. Не прекрасная и не удивительная. Не заслуживающая того, чтобы ее помнить. Но я — я не смогла забыть».