Змей Рая - Мигель Серрано

красоту лиц и фигур по всей Индии, хотя большей частью они происходили из Раджастана. Здесь они прилежно обучались искусству божественной любви, посвящались в таинства культа, и оказывались способны помочь брахмахари, послушникам–девственникам, достичь экстаза высочайшего совершенства. Вероятно, они были и натурщицами тех безвестных художников, ваявших лица и тела Парвати. Думая о девадаси, я не могу не вспомнить и другую горную вершину, вероятно, также уцелевшую в Потопе, куда Девственницы Солнца отправились после того, как Писарро покорил империю Куско. Это место — Мачу–Пикчу.

Прибыв в Кхаджурахо, я провел весь день, гуляя вокруг храмов и разглядывая статуи. Здесь изображены все проявления плотской любви. Каждая женщина пылает любовью: охваченная высочайшей страстью, она отдает саму себя, всё свое существо. Она стремится к любовнику, обнимая его голову руками, охватывает его бедрами, извиваясь и раскачиваясь. На ее лице — выражение совершенного экстаза: она дает любовнику мудрость и совершенствует его, а ее собственные тело и душа совершенно растворяются в акте дарения, или, может быть, в безымянном наслаждении. Другие женщины помогают центральной паре: это прислужницы, сопутствующие силы. Любовник–мужчина, овладевая своей божественной спутницей, включает и их в круг своего наслаждения, лаская их обеими руками. Весьма странно при этом, что лица прислужниц, поддерживающих женщину в ее акробатической позе, остаются непроницаемыми и безмятежными — они принимают участие в ритуале или сценическом действе. Хотя они получают ласки, а порой и сами ласкают себя, их лица не отражают ничего, кроме служения и преданности. Лицо же любовника–мужчины выражает вовсе не желание, а полную отрешенность. Он изображен будто спящим, лишь какая–то его часть сознательно участвует в действе: он поддерживает любовницу, давая ей защиту и бесконечную нежность. Он ценит ее жертву и боль, которую она переживает, чтобы он смог достичь своей цели; он ценит ее совершенные умения, предназначенные для его освобождения. Она становится абсолютно плотской, человечной, ради служения и материнства — превращаясь в само творение мира. Он же пребывает вовне ее, за пределами чего бы то ни было — на противоположном конце струны хребта; и он любит ее с бесконечной нежностью, любит, как самого себя. Мужчина–любовник одновременно и всеобъемлющ и окружен; недвижный и отстраненный, он обвивает любовницу руками и проникает в нее. Он включает ее в себя, но в то же время всегда оставляет ее снаружи, не позволяет им слиться.

Ужасное таинство, выраженное этими изображениями, кажется, отражает интуитивное сознание, или Коллективное бессознательное целого народа. Но сегодняшняя Индия уже не помнит его значения. Столь пострадавшие от рук мусульманских завоевателей и христианских миссионеров, эти статуи стали предметом стыда и для многих современных индийцев. И всё же, они — величайшая слава Индии. Потому что секс был священным; как и всё в Индии, он управлялся символами.

В Кхаджурахо можно увидеть весь мир, хотя здесь представлены только крайности. Когда Кришна сказал «Я есть страсть, размножающаяся похоть» — он утвердил первое творение. Отец в совокуплении с Женой породил Сына: мир. Этот союз, майтхуна, был сексуальным, но секс в здешнем иллюзорном мире — наиболее удален от божественного прообраза, это последнее отражение в череде зеркал. Статуи Кхаджурахо, воплотившие в камне тантрическую мысль, являют собой попытку вернуться к единству Самости и Эго. Здесь секс используется не для деторождения, но для разрушения творения и растворения Майи. Это запретная, бесплодная любовь, дьявольская и магическая; любовь без любви.

На храмах Кхаджурахо нет статуй детей, потому что результатом любви, изображенной здесь, будут не сыновья плоти, но сыновья смерти. Плодом этой любви будет цветок лотоса; ковчег, что позволит мужчине пройти над ужасными водами смерти.

Чтобы понять статуи Кхаджурахо, нужно знать Камасутру, книгу индийской любви, и осознавать, что она написана мудрым брахманом: мистиком, чьей принципиальной задачей было сделать мужчину лучше и мудрее. Послание этой книги таково: если ты ищешь освобождения души, ты должен осознать, что не можешь просто отбросить свои тайные желания и болезненное любопытство, потому что всё твое существо в итоге определяется настроением ума и его побуждениями. Потому важным является значение всякого действия, и потому есть разница между каннибалом и ассасином, хотя оба совершают убийство. Тропа превосходства всегда скользит вдоль клинка.

В пике расцвета Кхаджурахо был городом весьма утонченным, почти сверхцивилизованным. А значит и любовь, изображенная на стенах его храмов, наверное, была делом избранной аристократической элиты, чем–то вроде религиозного посвящения господствующего меньшинства. В Индии, однако, подобное расслоение не слишком существенно, поскольку статус здесь — явление временное и колеблющееся. Как стал монахом король Ашока, так и богатые торговцы сегодня часто бросают всё нажитое добро, делаясь нищими бродягами, или отшельниками джунглей. Поэтому индийский гедонизм не так уж опасен: будто камень, брошенный в пруд, он в любой момент может быть отринут волевым решением.

Мужчины, практиковавшие тайную любовь в Кхаджурахо, были сведущи в различных искусствах: они должны были знать, как украсить тело любовницы, понимать значение драгоценностей и еды, тонко ценить богатейшее разнообразие проявлений женственности. И женщины также с девичества обучались таинственному искусству любви. Сравнение с гейшами будет неуместным, поскольку индийская любовь, в сущности, религиозна: женщина должна научиться не удовлетворить мужчину физически, но, играя с его интимными центрами, чакрами, подтолкнуть его к Самости. Женщина обучала мужчину отстраниться от нее телесно, но принять в себя психически — так что он вступал в брак не с плотской женщиной, а с собственной душой.

Хотя это религиозное искусство унаследовано из глубокой древности, безвестного прошлого, в Кхаджурахо оно проявилось скорее как реакция против молитвенного течения, бхакти, объявшего всю Индию. Фактически, это был тантризм с сопутствующими ему культами Каулы и Капалики. Каула — это имя Шакти, Змея, а ее противоположность — Акула, Шива. Их союз рождает Инкаулу, гермафродита. Ритуал, в ходе которого вершилось это единство, назывался Коламарга. Капалика — культ гораздо более тайный, чем Каула. Вероятно, он включал в себя человеческие жертвоприношения, а также поглощение плоти и крови жертвы. Последователи культа тайно жили с посвященными женщинами, которых называли йогинями. Самый древний из храмов Кхаджурахо посвящен шестидесяти четырем йогиням, называется он Чаусат–Йогини. Члены культа Капалика покрывали себя пеплом и обривали головы, оставляя только прядь волос на затылке. Они носили драгоценные камни в ушах и ожерелья на шеях, держа в одной руке череп, а в другой — посох. Капалики верили, что центр личности, или Самости располагается в йони, женской сексуальности как таковой. Они верили, что в медитации на нее смогут достичь освобождения. Проще говоря, они полагали каждого мужчину воплощением Шивы, а каждую