Королева Бедлама - Роберт МакКаммон

— Гость?

Стокли отступил в сторону, и Мэтью увидел у подножия лестницы человека, которого никак не ожидал в гости.

— Привет, Мэтью! — сказал Джон Файв. Пришел, наверное, из кузницы, потому что был одет в обычную белую рубашку, коричневые панталоны и сапоги, а лицо у него все еще румянилось от пламени горна. — Можно к тебе подняться?

— Конечно, заходи.

Мэтью придержал дверцу люка, Стокли спустился, и Джон поднялся наверх. Мэтью опустил за ним люк и полез доставать свечи.

— Уютно, — сказал Джон, озираясь. — И книг у тебя сколько! Впрочем, это можно было наперед сказать.

Мэтью извинился, сполоснул лицо над умывальником, достал из кармана часы и убедился, что действительно уже десять минут шестого. Заведя часы, он поднес их к уху — послушать тиканье.

— Вот это штука! Я и не знал, что ты такие деньги зарабатываешь.

— Это подарок. Но ведь действительно хороши?

— Да, вряд ли у меня такие будут. Можно подержать?

Мэтью дал ему часы и развел мыльную пену для бритья, пока Джон Файв здоровым ухом прислушивался к часам.

— Здорово они тикают, да? — сказал он.

— Да, — согласился Мэтью.

Джон положил часы на тумбочку и понюхал воздух:

— Чем это пахнет?

— Мазь из тысячелистника. У меня плечо болит.

— Да, мне бы такая штука тоже могла пригодиться, и не раз.

Мэтью намазал щетину пеной и начал бриться опасной бритвой. В круглом зеркальце над умывальником он видел стоящего за спиной Джона. Тот все оглядывал комнату, морща лоб. Что-то должно было произойти, но Мэтью понятия не имел, что именно.

Джон откашлялся:

— Веду тебя на ужин.

— Извини? — обернулся Мэтью.

— На ужин. Приглашаю. Деньги мои.

Мэтью брил себе подбородок, но при этом смотрел на Джона в зеркало.

— А с чего это вдруг, Джон?

Сперва Джон только пожал плечами. Потом отошел к окну, выглянул на Бродвей.

— Не дело это — злобу таить, Мэтью. Ты знаешь, о чем я.

— Я понимаю, что ты говоришь о нашем несогласии по поводу образа действий в некотором вопросе. Но я хочу, чтобы ты знал: я как следует подумал над тем, что ты говорил. Насчет Натана и всего прочего. — Мэтью остановился, держа бритву возле верхней губы. — Пусть мне не нравится положение вещей, но я понимаю, что иным оно быть не может. Так что я очень стараюсь оставить это дело, Джон. Очень.

— Это понимать так, что ты не таишь злобы?

Мэтью добрил губу и только потом ответил:

— Именно так.

— Ф-фух! — с видимым облегчением выдохнул Джон Файв. — Слава богу!

Вот теперь Мэтью стало действительно любопытно. Он вымыл лезвие и отложил его.

— Если ты пришел узнать, таю я на тебя злобу или нет, то я могу обещать, что нет. Но ведь ты здесь не для этого?

— Да, не для этого.

Мэтью чистым полотенцем стал вытирать лицо. Когда стало ясно, что без понукания Джон с места не сдвинется, Мэтью сказал:

— Я был бы рад услышать зачем. Если ты мне скажешь.

Джон кивнул. Вытер рот рукой и уставился на пол — все признаки, что он успокаивает нервы. Никогда Мэтью не видел, чтобы Джон был настолько не в своей тарелке, и одно это уже возбуждало его любопытство.

— Зову тебя на ужин, — сказал Джон, — и там тебе все расскажу. Скажем, в семь, в «Терновом кусте»?

— «Терновый куст»? Не самое мое любимое место.

— Там вкусно и дешево. И плачу я.

— А почему не сказать мне прямо сейчас?

— Потому что, — ответил Джон, — я каждый четверг ужинаю с Констанс и преподобным Уэйдом. И сегодня я бы особенно не хотел опаздывать.

— А чем сегодняшний день так выделяется из прочих?

— Тем, — ответил Джон, переведя дыхание глубоким вздохом, — что говорить с тобой мне нужно именно о преподобном. Констанс думает… думает, что…

Он замялся. Что-то такое, что он не мог заставить себя высказать.

— Что же она думает? — подтолкнул его Мэтью так же тихо.

Джон поднял глаза на Мэтью — запавшие, испуганные глаза.

— Она думает, что ее отец сходит с ума.

Эта фраза повисла в воздухе. На улице слышался женский голос — миссис Свей, живущая через два дома, звала своего сына Гидди к ужину. Лаяла собака, проскрипела проехавшая телега.

— Это еще не все, — продолжал Джон. — Есть вещи, которых она просто не понимает. Мне пора, Мэтью. Мне надо будет сидеть за столом, зная, что думает Констанс, и глядеть в лицо преподобного Уэйда и думать, что же я там вижу. Приходи, прошу тебя, в «Терновый куст» к семи. Тебе же все равно где-то поесть надо?

Мэтью собирался ужинать с семьей Стокли, но слова Джона меняли расклад. Разгульный «Терновый куст» был не тем заведением, которое бы Мэтью выбрал сам, но он понимал, что Джон Файв наверняка зовет его туда не только из-за кредита, хотя в этой таверне получить кредит было проще, чем в любой другой. Главное, что в «Терновом кусте» можно остаться незамеченным. Все внимание посетителей устремлено на игорные столы и разгуливающих проституток. И в это заведение точно не забредет ни преподобный Уэйд, ни кто-либо из его друзей.

— Ладно, — сказал Мэтью. — Раз ты так хочешь, в семь вечера в «Терновом кусте».

— Спасибо, Мэтью! — Джон хотел хлопнуть его по плечу, но увидел блеск нанесенной мази и сдержал руку. — Там и увидимся.

Мэтью поднял люк и выпустил гостя на лестницу.

Когда Джон Файв ушел, Мэтью стал раздумывать над его удивительными словами. «Сходит с ума»? И как же это проявляется?

«Мы вынуждены его оставить», — сказал Уэйд Вандерброкену над лежащим на улице трупом.

Шли они вместе или порознь? И если вместе, то куда?

«Давай по порядку», — напомнил себе Мэтью. Первым делом — выслушать, что хочет ему сказать Джон Файв, а потом решать, что это может значить.

Он аккуратно закрыл бритву и отложил ее, думая, что самые опасные края ближе всего к телу.

Когда Мэтью без скольких-то минут семь подошел к «Терновому кусту», Джон Файв ждал его на улице. Было начало приятного нью-йоркского вечера. Светили звезды, дул теплый ветерок, в уличных фонарях горели свечи, возле таверны сидел человек с разбитым окровавленным носом и осыпал ругательствами всех проходящих.

— Черт тебя побери! — заревел он на Мэтью. — Ты думаешь, ты меня победил, да?

Он явно был не только битым, но и пьяным. Когда он попытался подняться, Джон Файв поставил ему на плечо сапог и небрежно усадил обратно.