Убийство в состоянии аффекта - Фридрих Незнанский

Ювелир взял двумя пальцами кольцо со стола и показал Турецкому.

– Кольцо, конечно, стоит дешевле. Камни в нем мельче. Дизайн более современный, – подумав, перечислил опознавательные признаки Турецкий.

– Именно! Вы правы! – обрадовался ювелир. – Дизайн. Это новомодное словечко я никак не мог припомнить. Дизайн этого изделия совершенно иной.

– Это тоже Картье? – спросил Турецкий, рассматривая кольцо.

Оно было изготовлено из белого металла, отполированного до блеска, а мелкие бриллианты составляли буквы английского слова «лав» – «любовь», причем литера "о" в слове была сделана в виде сердечка, в которое вставлен мелко ограненный розовый камешек.

– Нет, уважаемый, это швейцарская фирма Шопард, офис в Женеве. Тоже известная фирма, но не Картье. Нет, не Картье! – повторил ювелир тоном, каким Нонна Мордюкова в старом фильме про председательшу колхоза говорит герою: «Хороший ты мужик, но не орел!»

– А цепочки, браслеты? – спросил Турецкий.

– Все изделия из крученого золота – это из коллекций французской фирмы «Шомет». Черный жемчуг – это от Микимото, японских ювелиров. Броши и подвески в виде насекомых со вставками из камней – это типичные Тиффани. А вот эти чудесные камни, обратите внимание, – черный бриллиант! На любителя. Из коллекции фирмы де Гризоджоно, авторская работа ювелира Фаваза Груози.

– Тоже выполнены на заказ?

– Нет, это коллекционная работа, я видел ее в каталоге Груози. Скорее всего, серьги приобретены на выставке-продаже в Москве в феврале прошлого года.

– В таком случае проследить, кто их покупал, не представляется возможным? – заметил Турецкий, обращаясь скорее к самому себе, чем к ювелиру.

Но старик оказался в курсе современных веяний.

– Да, – ответил он, – особенно если платили не кредитной карточкой, а наличными. Если вы надеетесь отыскать владельца этих изделий, советую вам обратиться в парижский офис фирмы Картье. Я вижу по клеймам, у них заказывались три изделия: изумрудный гарнитур с диадемой, бриллиантовый гарнитур – серьги с колье, и сапфировый гарнитур с браслетом. Почерк и клеймо одного мастера. Их готовили штучно, на заказ. Возможно даже, заказчик предоставил собственный рисунок изделия.

– Сам нарисовал? – с сомнением спросил Турецкий.

– Не обязательно сам. Он мог заказать рисунок у известного художника, а затем отдать ювелиру для воплощения идеи. Обязательно обратитесь в офис Картье, там все подобные заказы регистрируются.

– Значит, собираешься навестить Париж? – ехидно спросил Меркулов.

Турецкий насупился. Сухо доложил:

– Считаю это целесообразным.

– А хорошо небось сейчас на Елисейских Полях, – поддел Меркулов. – Ладно, ладно, шучу! У меня есть для тебя интересная информация.

Он протянул Турецкому желтый конверт. Турецкий вытряхнул на стол толстую пачку цветных фотографий и принялся их рассматривать. Снимки были сделаны на открытом теннисном корте где-то в загородной местности. На заднем плане синел густой сосняк.

– Это сын Разумовского, – ткнул пальцем Меркулов в физиономию блондина в белом костюме от «Найк», застывшего с ракеткой в руке. – Максим. Двадцать шесть лет. Учился в Германии, потом работал в США, в торгпредстве. Не женат. Живет в собственном доме в Жуковке. Не дом, а поместье с парком, лугом и каскадом водоемов. Фотографии сделаны там же, на его личном теннисном корте. Одной обслуги в доме десять человек, не считая охраны.

– Его Максим зовут?

– Да… Завсегдатай ночных клубов, ресторанов и казино… Интересуется антиквариатом, посещает аукционы. В доме собрал целую коллекцию, в основном часы и ювелирные украшения. Держит орловских рысаков для верховой езды. В общении несдержан, вспыльчив. Известно, что пьет. Дважды задерживался сотрудниками ГИБДД за превышение скорости и управление в нетрезвом состоянии, оба раза отпущен без всяких последствий, но пробы показали содержание в крови алкоголя и кокаина…

Турецкий внимательно слушал, перебирал матовые фотографии, всматривался в физиономии людей на снимках.

Судя по устному портрету гостя, который получил подсвечником по башке на квартире Лебедевой, им мог быть этот блондинчик в найковском костюме. Максим… "М" из записной книжки Полины…

Друг Туси описал его портрет очень тщательно.

– Могу оставить у себя? – спросил Турецкий.

– Буквально на один день, – позволил Меркулов. – Фото не мои, поклялся вернуть автору. Как я их раздобыл – отдельный детектив. Уйду на пенсию, буду строчить мемуары. Отпущу себе бороду, куплю трубку, влезу в вязаный жакет… Буду милягой, как Барсуков.

– Ага, – подтвердил Турецкий.

– А ты чем думаешь на пенсии заниматься? Не думал еще?

– Времени не было планировать.

– Что, не собираешься пока, а? – засмеялся шеф.

«Что– то у него игривое настроение сегодня», -подумал Турецкий, изучая взглядом подоконник с цветущими геранями.

– Разрешите идти?

– Какие мы официальные! Ну, иди, иди.

…Засим откланявшись, как говаривали наши предки, Турецкий покинул кабинет Меркулова и направился к себе.

Его ожидал отчет экспертов из лаборатории криминалистики – длиннейший перечень всех элементов таблицы Менделеева, обнаруженных в квартире покойной Лебедевой. Сопоставление нитей ковра, частиц пыли, ворса, ткани, волос…

Турецкий уже сам не помнил, что он говорил, какие указания давал экспертам во время сбора улик. Заглянул в записную книжку-календарь. Напряг память, расшифровывая собственной рукой написанные пометки: «пепел в камине», «бокал», «открытые бутылки».

Ага! Вспомнил.

В помойном ведре на кухне лежал разбитый бокал. Второй такой же аккуратно стоял в посудомоечной машине – чистый и сверкающий. Если у Лебедевой были гости, скорее всего гость, то… Они пили вдвоем. Из открытой бутылки. Допустим. Затем между ними что-то произошло. Что-то, в результате чего Лебедева прыгает (падает?) из окна одиннадцатого этажа. Гость еще в квартире. Ему необходимо срочно спрятать следы. Посуду, из которой он ел и пил, гость запихивает в посудомойку и включает ее. Разбивает второпях бокал, бросает осколки в мусорное ведро.

Что– то сжигает в камине? Или камин зажгли еще при жизни Лебедевой для создания интимной атмосферы?

Турецкий явственно вспомнил этот камин. Посреди комнаты – квадратный очаг. Над ним – уходящий в потолок стеклянный огнеупорный колпак дымохода. «Важняк» и не представлял, что в городской квартире можно устроить камин такого типа.

Турецкий представил Лебедеву и ее гостя. Они сидят на желтом двухместном диване перед камином. Смотрят на высокие языки золотистого пламени, полыхающие посреди комнаты. Напротив, из багетной рамы, смотрит на них портрет кисти Шилова.