Америго. Человек, который дал свое имя Америке - Фелире Фернандес-Арместо

а пение птиц, что сидели на деревьях, было столь сладко и мелодично, что слушать их можно было бесконечно. Деревья настолько красивые и такие гладкие, что мы подумали, будто попали в земной рай. И ни одно из этих деревьев или их плодов не напоминало ничего подобного из наших краев. Двигаясь вдоль реки, мы видели много видов рыбы различной формы»[252].

Как и большинство попыток Веспуччи дать описание, эта – удручающе туманная, полна раздражающих преувеличений и поэтически немощна. Он явно сбит с толку, ибо не описал ничего конкретно или в деталях; словно посмотрел в трубу разболтанного калейдоскопа, где все цвета расплываются. Современные писатели сталкиваются с теми же проблемами при описании, скажем, ЛСД-путешествия.

Его реакции как будто прошли через фильтр прочитанного ранее. В попытке Веспуччи больше общего с риторической традицией locus amoenus, чем с реалиями Нового Света. Богатые разнообразные краски, брызжущие из всех его строк, напоминают географические карты той эпохи, более декоративные, чем информативные. Описание Веспуччи находятся в очень «близких отношениях», в частности, с полным благоговения описанием Колумба деревьев, которые он увидел при первом пересечении Атлантики. В первом печатном отчете Колумб так описывал острова:

«Полные деревьев тысяч разных пород, и высоких… настолько зеленых и таких красивых, как в Испании в мае. И некоторые были в цветах и некоторые имели фрукты разной спелости, согласно их породе… И здесь шесть или восемь видов пальм, на которые глядеть удивительно из-за их красоты и разнообразия… и то же касается и других деревьев и трав. Здесь есть вечнозеленые леса, вызывающие удивление, и обширные, покрытые травой поля, и здесь есть мед и многие виды птиц, и самые разные фрукты»[253].

Не нужно забывать и неопубликованный отчет Колумба, так как Веспуччи имел массу возможностей получить от адмирала частную информацию; они могли и обменяться впечатлениями о Новом Свете по возвращении Колумба. Первые из описаний ландшафта, принадлежащих его перу, были сделаны Колумбом в течение пяти дней после высадки на берег. «Я увидел много деревьев, которые не похожи на наши… и все настолько разнообразны, что это одно из величайших чудес света… Например, одна ветвь имеет листья, похожие на сахарные палочки, другая – как мастика и т. д., пять или шесть типов листьев на одном дереве». Деревья, казалось, сливались перед глазами Колумба, как цвета птиц перед глазами Веспуччи. Колумб тоже не забыл о рыбе: «Рыба так отлична от нашей, что просто удивительно… самые великолепные цвета – голубой, желтый, красный и любой другой – и некоторые покрыты полосами тысяч оттенков, и цвета столь чистые, что не найти человека, который бы не удивился при виде их, и не почувствовал бы свежести при взгляде на них»[254]. Далее он отметил попугаев, не останавливаясь на разнообразии их окраски. Ясно, что если Колумб прямо и не повлиял на Веспуччи в его видении Нового Света, то оба они с трудом находили слова, испытывая один и тот же душевный трепет и не способные даже помыслить о выходе из предписанных границ.

Веспуччи настолько откровенно опирался в своих описаниях на литературные источники, что у читателя могло возникнуть искушение заключить, что Америго никогда в действительности и не бывал в Америке, если бы не следующее утверждение: «Прежде чем мы достигли берега, в 15-ти лигах от него мы обнаружили, что вода столь же пресная, как в реке. Мы пили ее и наполнили все фляги, какие у нас были». На первый взгляд это кажется еще одной тривиальной диковиной или искаженным заимствованием из Колумба, который описывал моря с пресной водой в устье Ориноко в схожих терминах. Но если не обращать внимание на явное преувеличение – 15 лиг равны примерно 60-ти милям согласно пересчету Веспуччи того времени, и наполнение фляг водой, звучащее украшающей деталью – то это вполне вероятная отсылка к окрестностям устья великой реки.

Для хорошо начитанных людей того времени могучие речные устья имеют дальнейшую коннотацию: традиция связывала их с земным раем, местоположением Эдема, откуда четыре могучих реки вырывались в обитаемый мир. Образованные люди сходились во мнении, что Нил, Тигр, Ганг и Евфрат имели единый исток в Эдеме, который был расположен буквально там, как указано в Библии, – «на востоке». Святой Августин допускал, что текст нужно понимать символически[255], но логично было допустить, что после изгнания Адама и Евы осиротевший Эдем остался там, куда Бог изначально его поместил. Колумб чувствовал близость рая. Он находился, по его мнению, «на оконечности Востока», куда традиция помещала Эдем. Во время своего третьего путешествия в 1498 году он полагал – по причинам, возникшим из-за ошибок в его таблицах возвышения Полярной звезды – что корабли его постепенно поднимались, а общим мнением было то, что Эдем располагался на горе. В устье Ориноко огромный вынос пресной воды, наблюдавшийся Колумбом, навел его на мысль о «четырех реках», которые, как традиционно считалось, должны вытекать из Эдема[256].

На фразе Веспуччи о земном рае стоит остановиться подробнее. Она не чисто описательная, но и не случайная чеканная метафора; представления о нем корнями уходят к традиции, которой наследовал и Колумб. Касательно Веспуччи, однако, не кажется, что по крайней мере здесь его напрямую вдохновлял Колумб. Он чувствовал, «как если бы» они оказались в раю, но не в буквальном смысле. Отчасти его образ Эдема имеет источником другие тексты, которые ему нравились. Во-первых, его любимый Данте поставил Рай, говоря аллегорически, на вершине Чистилища, представленного в виде горы, на которую непросто подняться. «Комедия» Данте включала в себя и буквальную географию[257], согласно которой Эдем находился «в более теплых частях света», далеко в южной полусфере[258]. Мандевилль, вероятно, также помог формированию образа в голове Веспуччи, «замечен» в этом и Колумб. Сэр Джон простодушно объяснял: «О Рае я не могу сказать ничего определенного, ибо никогда там не был», но описывал его, опираясь на традицию, как гору величиной с Луну, защищенную окружавшей его дикой природой и отвесными скалами. «Туда не добраться и по воде, ибо течение рек настолько сильное, что ни один корабль не способен подниматься вверх по течению»[259]. Здесь сразу вспоминается настойчивое уверение Колумба, что он определил близость земного рая по объему воды, выбрасываемой устьем Ориноко, но не верил, будто сможет подойти к нему ближе[260].

Упоминая земной рай, Веспуччи, очевидно, преследовал свои цели. У него имелись основательные причины, более серьезные, чем просто желание оживить повествование, пойти наперекор традиции locus amoenus и привычному лексикону, используемому при описании Рая