Заколдованный участок - Алексей Слаповский

– Что брат?

– Да ничего особенного... – осекся Мурзин. – Тоже не жадный был в детстве.

И тут вступила Вера:

– Да уж, такой простой! По простоте и в тюрьму сел. Да еще сбежал, переполоха тут наделал, аж в городе рассказывали. Без руля человек.

Куропатов посмотрел в стол, сжав вилку, и произнес:

– Александр, скажи жене, чтобы она этого не касалась.

– А чего это ты передаешь, ты мне прямо скажи! – предложила Вера.

Но Куропатов упорно обращался только к Мурзину:

– А если ты позволяешь ей всякое хамство, то ты заодно, получается?

– Почему хамство? – осмелел вдруг Мурзин. – Объективные вещи!

– Вот тоже, начали! – закричала Лидия. – Лучше выпьем еще!

Но выпил один только Куропатов. И продолжал разговор с Мурзиным:

– Саша, я Веру тронуть не могу, она женщина. Но ты ее муж, ты отвечаешь. Извинись.

– За что это он извиняться будет? – взвилась Вера. – За правду не извиняются! А что брат твой по дури сел – правда! Я удивляюсь, как ты сам-то на свободе еще с таким характером!

– Так, – сказал Куропатов. – Всякая не знаю кто будет тут моего брата поливать, а я терпеть должен?

Вера тут же залилась слезами:

– Обзывают последними словами – и заступиться некому!

Мурзин посуровел:

– Ты полегче, Михаил! Она не всякая не знаю кто. Ответишь за слова!

– Сам ответишь! – поднялся Куропатов.

Как они отвечали друг другу, об этом мы рассказывать не будем: бытовая ссора – явление антихудожественное, мы же стремимся изобразить жизнь вообще и Анисовку в частности именно по законам художественности, а не голой реальности. Реальность часто жестока или мусорна, в ней много чего, поэтому всё зависит от того, как посмотреть и на что посмотреть. Если бы мы взглянули на ту же Анисовку исключительно со стороны быта, сельскохозяйственного производства и социальных проблем, то взгляд наш, возможно, был бы мрачен и безрадостен, а описание приблизилось бы к жанру триллера, то есть ужаса. Но мы смотрим иначе. Мы смотрим вглубь. И там, в глуби, много такого, от чего взгляд светлеет пусть и ненадолго, но обнадеживающе.

Перейдем сразу к финалу ссоры, а он был таков: Вера выскочила на крыльцо и заблажила на всю Анисовку:

– Что же делается? Чуть не убил Куропатов моего мужа! Люди добрые, это же кошмар!

Из добрых людей поблизости была только Синицына. И она, конечно, всё зафиксировала.

14

Синицына всё зафиксировала, и уже на следующее утро о поступке Куропатова все знали.

Савичева сказала мужу, который, кстати, приступил к покраске дома:

– Наверно, Куропатова с соревнований снимут.

– За что?

– Буянил, чуть Мурзина не пришиб.

– Ясное дело... Теперь начнется... Естественный отбор это называется. Подставили Михаила.

– Я тоже так думаю. Так что ты осторожней.

– А я что? Я работаю.

Синицына же не удовлетворилась распространением устной информации. Помня о письменном, хоть и неудачном, опыте Дуганова (был даже не опыт, была идея), она пришла в администрацию с тетрадью. Раскрыла ее и начала читать Андрею Ильичу и Юлюкину:

– Значит так. Клюквин вчера гнал самогон. Брага у него поспела, вот он и не утерпел. Балмасова старуха на внучку матом ругалась, все слышали. Ваучер от клуба общественный песок утащил, будто бы лужу у магазина засыпать, а кому она мешала? Она там всегда была. Кублакова...

Андрей Ильич опомнился:

– Ты постой, Зоя Павловна! Это что?

– Записываю поступки. Куропатов вчера...

– Минутку! Записывает она! А кто тебе такое задание дал?

– В порядке личной инициативы. Всё равно народ думает, что я на вас работаю.

– И про кого он еще так думает?

– Про Нестерова, про Вадика. А вы бы в самом деле взяли меня официально.

– А я официально... – вскрикнул Шаров, но вспомнил, что перед ним все-таки пожилая женщина, и сбавил: – А я официально говорю вам, Зоя Павловна: бросьте это дело и всем скажите, что никакого соревнования нет!

Синицына обиделась:

– Я помочь хотела. Другие вам наврут, а у меня чистая правда!

И пошла прочь.

А Шаров озадаченно сказал Юлюкину:

– Ты понял? И как теперь им доказать, что ничего нет?

– Докажи пьяному, что он пьяный. Они теперь все в этом... По телевизору слышал... Состояние эффекта.

– Аффекта, знаю. Аффект-то у них, а эффект будет у нас! Я слышал, они придумали, что победитель пять тысяч получит!

– Ну, это они облизнутся! – сказал Юлюкин. – За пять тысяч надо год нормальной жизнью жить. А они хотят, чтобы за короткий срок... – Тут он увидел, что Андрей Ильич смотрит на него, готовый взорваться, и поспешил исправиться: – Это я так. Рассуждаю. Чисто теоретические соображения.

15

Теоретические соображения принимали в Анисовке всё более причудливые формы.

Например, Наталья упрекнула подъехавшего к дому на машине Сурикова:

– Какая-то у тебя, Василий, работа незаметная. Катаешься и катаешься.

– Ты что, не выспалась? Я на трех машинах сразу: грузовик, автобус – и Шарова вожу! Тебе мало?

– Много, но я же говорю: не видно. Савичев вон дом красит – сразу видно. Микишин в мастерских новые ворота добровольно поставил – тоже видно.

Суриков занервничал:

– Он это добровольно еще три года назад должен был сделать и даже деньги вперед получил, сам хвастался.

– Ну, допустим, не хвастался, а просто говорил!

Это Микишин подошел незаметно к дому и услышал слова Сурикова.

Василий слегка смутился:

– Да я не в смысле осуждения, Николай Иванович, я...

– Ладно, – великодушно сказал Микишин. – За дровами обещал съездить со мной, не забыл?

– Помню.

И они поехали за дровами. Ехали и удивлялись: почему Анисовка как-то пуста среди бела дня?

А дело в том, что на улице появился Вадик. С фотоаппаратом, естественно, он с ним в последнее время не разлучался. Вадик тоже заметил: куда-то исчезли люди. Только слышно: там ставни захлопнулись, там дверь закрылась, там ворота затворились, а вон кто-то поспешно спрятался за домом. Вадик ничего не понимал. Пошел к полю мимо огородов. Навел объектив на открывающийся вид. Но тут же вид закрылся лицом Клюквина.

– А ну, прекрати сымать! – закричал Клюквин. – Чего это ты увидел?

– Ничего. Панораму.