Это лишь игра - Елена Алексеевна Шолохова

позволяете себе подобные высказывания? Вы ведете себя как малолетки, у которых…

– Давайте вы нам просто скажете то, зачем вы нас оставили, – прерываю ее я. – А лекцию как-нибудь потом?

– Ты куда-то спешишь? – зло шипит она.

– Очень.

И она как-то резко сдувается. Выдохнув, продолжает нормальным тоном:

– Седьмого марта, как вы знаете, мы будем поздравлять девочек…

– Это наши-то девочки? – опять подает голос Ямпольский.

– Рот закрой, – раздраженно бросаю ему я, и он затыкается, а англичанка наконец рожает свою мысль до конца.

В двух словах: родительский комитет прикупил подарки для наших девушек, одинаковые для всех, и вручить их должны будем мы. А поскольку девочек в классе почти в два раза больше, чем мальчиков, то каждый берет на себя двоих. Ну а кто кому будет дарить – решит жребий. Англичанка уже и бумажки с именами девчонок приготовила заранее.

Высыпав их в небольшую коробку, подходит сначала к Жуковскому. Тот вытягивает Петренко и Ларину. Гаврилову достается Патрушева и Тимофеева.

– Вот, блин, подвезло… – кривится он.

– Смотри, Гаврила, вдруг ей подарок не зайдет, – потешается Ямпольский. – Центнер тебя потом расплющит.

– Это ты о ком сейчас? – хмурится англичанка. – Что значит – центнер?

– Центнер – это сто килограммов, – невинно отвечает тот и вытягивает Шумилову и кого-то еще.

– Блин, фууу, – стонет Ямпольский и изображает, будто его тошнит.

Остальные покатываются, англичанка двигает короткую речь об уважении, а я встаю из-за парты.

В это время как раз тянет Шатохин с таким лицом, будто это какое-то спортлото с призами.

– Третьякова… – вслух зачитывает он свою бумажку и закидывает ее обратно. – Я не буду ее поздравлять. И ничего дарить ей не стану.

– Это еще почему?! – возмущенно вопрошает англичанка.

Я направляюсь к двери.

– Герман, ты куда? Мы еще не закончили! – окликает она меня.

– Домой. Никакой жребий я тянуть не буду. Я поздравлю Третьякову и всё.

Пока она растерянно молчит, выхожу из кабинета.

Третьякова, конечно, уже ушла. Звоню ей – хорошо хоть номер ее взял. Она отвечает не сразу, и у меня сразу мысли: ее поймали? И где, если что, искать?

Перезваниваю тут же снова и наконец слышу голос, вполне спокойный.

– Да? Прости, не сразу ответила… не успела, руки мыла… Я уже дома… Обедать собираюсь… А вас уже отпустили?

– Угу. Приятного аппетита. До завтра, – с легким сердцем отвечаю я и сажусь в машину.

– Спасибо, – отвечает Лена тихо, и я слышу, что она улыбается. И у самого тоже губы невольно тянутся.

Но все равно досадно…

***

В течение дня ловлю себя на мысли: интересно, чем она занимается сейчас? Звонить не звоню, но пишу в мессенджере:

"Что делаешь?"

"Уроки. Английский…"

"Есть сложности?"

Англичанка не дает на дом задания из учебника. Сама их, по ходу, придумывает, делает карточки и выдает нам. Каждому – свою. Видимо, чтобы со знания* не списывали.

"Мне неудобно"

"Почему? – не понимаю я. – Это ложный стыд. Пиши, что тебе непонятно, я объясню"

И она, к счастью, больше не упрямится. Пишет мне свои задания, и мы их разбираем.

Не знаю уж, поняла она или не очень, но я старался. Постепенно с английского мы съезжаем на другие темы. Она спрашивает про Канаду, про наш колледж, про разное…

Потом ко мне заходит отец, при параде, а я валяюсь на диване, в домашних шортах и футболке, с телефоном в руках, совершенно потеряв счет времени.

– Герман, ты еще не собрался?! Уже выходить пора.

В первый момент я даже не соображаю, о чем он. Потом быстро прощаюсь с Третьяковой и тоже в темпе переодеваюсь.

У отца сегодня юбилей. Пятьдесят пять лет. Празднует он в своем ресторане. Хочешь-не хочешь – надо быть.

В семь вечера мы с ним уже на месте. Парковка перед рестораном вся запружена машинами, и еще продолжают подъезжать. Мне на подобных мероприятиях скучно. Поэтому мы сразу с отцом договорились, что я поприсутствую пару часов и вернусь домой один.

Сначала всё идет по накатанной. Тосты, поздравления, подарки, какие-то фрагменты общих воспоминаний из прошлого. Я сижу рядом с отцом во главе длинного стола как истукан. Отец встает с ответной речью, благодарит присутствующих, кого-то выделяет лично, тоже что-то вспоминает. Потом переводит взгляд на меня.

– … Всякое бывало, но одно я могу сказать точно – жизнь я прожил не зря.

– Что значит прожил? – шутливо возмущаются его гости. – Ты, Саша, еще огого! … В самом расцвете… Жить да жить!

– Спасибо, спасибо, друзья, но… все мы под Богом ходим… И все же я – счастливый человек, – сообщает он и кладет мне ладонь на плечо. – Вот мое главное счастье, мой сын, мой наследник, мой Герман. Всё, что я достиг, всё, что я сделал и делаю – это только ради него.

Он смотрит на меня проникновенно.

– Я горжусь тобой, сын. Всё моё – твоё, ты это знаешь.

Все остальные гости тоже пялятся на меня с сентиментальными улыбками, мол, да, твой папа гордится тобой, ты – молодец. А я чувствую себя идиотом.

При первом же удобном моменте выхожу из-за стола и уединяюсь в одном из приват румов. Там пусто сейчас – ресторан для обычных посетителей по случаю банкета не работает. Устроившись на диване, опять берусь за телефон. Долго придумываю, что ей написать. В конце концов выдаю банальное:

"Еще не спишь?"

Жду минуту, другую, третью… Вздыхаю, убираю телефон в карман, и тут он издает короткий гудок. Снова достаю и ловлю себя на мысли, что опять улыбаюсь без всякой причины.

"Нет еще. Книжку читаю"

"Какую?"

"«Виноваты звезды» Джона Грина. Не читал?"

"Нет. Интересно?"

"Грустно…"

Она вкратце пересказывает мне свою книгу. Конечно же, я такое не читаю. Но что-то там отвечаю, как подобает, поддерживаю диалог, соглашаюсь с ней, мол, да, жалко девочку, жалко мальчика. А потом Третьякова снова спрашивает про мать. Честное слово, она о ней переживает больше, чем я.

И тут в комнату заглядывает девушка в очень коротком блестящем платье. В руке у нее полный бокал.

Кажется, я ее видел раньше с отцом, но кто она – не интересовался.

Я убираю телефон, смотрю на нее вопросительно. Может, ошиблась, тоже хотела уединиться, а тут занято. Жду, что она уйдет, но