Кадавры - Алексей Валерьевич Поляринов

Они сели на лавочке с видом на площадь. Тут, заметила Даша, похоже, готовились к концерту: рабочие собирали сцену из металлических труб и досок, монтировали акустическое оборудование, из подъехавшего грузовика выгружали красные складные стулья, вдоль дорожек выставляли красные флагштоки с гербами ОРКА.

Шаурма действительно была чертовски вкусная, с корейской морковкой и тонко нарезанными солеными огурчиками. Даша хотела что-то сказать, но Кристина прервала ее:

— Сначала поешь, пока горячая, потом поговорим.

Следующие пять минут они сидели на лавочке в тени дерева и молча жевали, наблюдая за тем, как монтируют сцену. Еще чуть вдали на спортивной площадке подросток отрабатывал трюки на скейтборде — снова и снова прыгал с пандуса, скейтборд глухо клацал колесами при приземлении.

Кристина первая разделалась с гигантской шаурмой и заговорила, вытирая руки салфеткой. Рассказала немного о родителях и о том, как ей живется тут, «в подполье».

— Тут хорошо, тихо, шаурма опять же бомбическая, у Армавира только один недостаток — скучно пиздец. Я много чем пыталась заниматься, хотела вот роман писать. Пока в Институте работала, думала, ух, вот бы мне месяц свободный, ух, напишу великий роман. И вот все наебнулось, и я такая приезжаю сюда, времени вагон, хоть месяц, хоть год, и думаю: щас ка-а-ак сяду да ка-а-ак напишу свою «Жизнь в лесу», только не в лесу, а в Армавире. Даже наброски делала, но в итоге сдулась через месяц. Когда вздрагиваешь от каждого стука в дверь — это тошно, это калечит. У меня так было: пишу одно предложение в роман и потом пять минут сижу, воображаю, что мне за него будет, если найдут. Да и кто его напечатает сегодня, такой роман? Херовый из меня Генри Торо вышел, а Солженицын — еще хуже. Я читала, как Солж черновики «Архипелага» в шестидесятых прятал, одна глава здесь, другая там, то еще приключение было. Я так не могу, — она с грустью посмотрела на проходящую мимо женщину с коляской. — Но, знаешь, есть и свои плюсы. Чтобы как-то энергию выплеснуть, я книжный клуб создала.

— С-рьезно? — спросила Даша с набитым ртом.

— Угу, нас тут девять человек, собираемся в библиотеке имени Чуковского раз в месяц, обсуждаем что-то из классики, вот недавно про рассказы Акутагавы спорили, «Зубчатые колеса» и прочее. Руководство библиотеки не против, только просит нас не выбирать «остросоциальные» романы, про современность тоже нельзя, как бы чего не вышло. Каждое заседание клуба мы начинаем с приветствия товарищу майору, с шутки, что среди нас точно уже затесался внедренный провокатор, — она усмехнулась. — Звучит как прикол, но проблема в том, что после стольких лет мне теперь без всяких шуток везде мерещатся менты-провокаторы. Знаешь, меня в юности очень смешили все эти романы про попаданцев, где какой-нибудь типа старшина запаса из наших дней случайно перемещается в прошлое и обнаруживает себя в теле Сталина или Берии, и я хотела по-постмодернистски обыграть эту дебильную идею переселения душ, написать роман про то, как, типа, прикинь, такой вот попаданец перемещается в сорок четвертый год и постепенно обнаруживает, что все члены руководящего состава КПСС — попаданцы из будущего, и то есть натурально ни одного реального человека в прошлом не осталось, только фантасты-инцелы из будущего, дрочащие на совок. Теперь я иногда вспоминаю эту идею, когда прихожу в библиотеку, и ради смеха воображаю, что абсолютно все члены моего книжного клуба — тоже на самом деле не живые люди, а внедренные фсбшные провокаторы, и я такая сижу и обсуждаю рассказы Акутагавы с толпой ментов, единственная цель которых — завести на меня дело по статье два-восемь-два. — Она рассмеялась. — Это, конечно, шутка, но сколько в ней правды, никто никогда не узнает.

Парень на спортплощадке наконец сделал идеальный кикфлип и вскинул руки в победном жесте. Кристина захлопала ему, он обернулся на нее и смущенно улыбнулся.

— А ты как? Пишешь что-нибудь? — спросила Кристина после паузы. — Ты ведь что-то писала вроде, еще в Институте.

Даша вздохнула и неохотно призналась, что действительно пишет сейчас травелог о своей экспедиции, но получается, мягко скажем, не очень. Даша хотела написать о том, как живут люди после всего пиздеца, и показать их, этих людей, нормальными, а не дикарями или промытыми пропагандой психами, какими их — невольно или намеренно — рисовали некоторые ее коллеги. А в итоге что? А в итоге она листает черновик, и в нем — все то, чего она пыталась избежать: рассказ про спятившего деда-конспиролога, а еще — про ментов и доносчиков в каждом городе. Словом, книга не клеилась и было ощущение, что Даша угодила в ту же ловушку, что и другие авторы, проделавшие этот путь до нее.

— Мне как будто не хватает таланта изобразить повседневность и скуку жизни в несвободном государстве, — жаловалась она. — Вроде пытаешься правду писать, а на деле получается: трупы, трупы, трупы, менты, менты, менты.

— Не знаю, чем ты недовольна, — задумчиво сказала Кристина. — Я как человек, который тут живет, могу подтвердить: часть с трупоментами звучит вполне реалистично. — Она помолчала. — Поверить не могу, что вы Институт возродили. Прям вот так? Без Родченко?

— Да, теперь Видич руководит.

— Ох, профэссор Видитч, — Кристина изобразила восточноевропейский акцент, она всегда шутила, что Видич — реинкарнация Дракулы; хотя на самом деле корни у Видича были сербские и к Румынии он не имел никакого отношения. — И как он?

— Не очень, старый уже.

— Я так и думала. Но вот ты вернулась, собираешь данные. Нашла что-то интересное?

Даша рассказала о кадавре под Краснодаром, о вбитых гвоздях и образе святого с молотком.

— Ни фига себе, — Кристина присвистнула. — Это что-то новенькое.

— Ты, может, что-то слышала об этом?

— Не, я же на дно залегла, я стараюсь от кадавров подальше держаться сейчас. На воду дую, если вижу мента на улице — сворачиваю в ближайший переулок и прячусь, стараюсь даже не смотреть в их сторону. Но я другое слышала. Месяц назад или типа того сюда приезжали какие-то люди, сказали, из института изучения аномалий. Я сперва реально подумала, это вы с Видичем, даже пошла посмотреть, думала, щас увижу вас и расплачусь от радости. Оказалось, нет. Какие-то левые типы