Штурм Белого Гнома - Александр Изотов

— Вау, — ответил я, улыбаясь, и попробовал присесть. Получилось, и даже ничего не отвалилось.

Правда, одеялка съехала, и я обнаружил, что вообще-то раздетый. Взгляд Жени тут же скользнул на мой голый бок. Смущённый, я подтянул одеяло, и сказал:

— Ну, у меня тоже есть намётки по «Белому Гному».

Брат Дворфича оказался ещё одной ключевой фигурой. Именно он был тем целителем, которого нашла нубская группа Чекана в Прорыве под Батоном.

Нашла, добила раненного монстра, и подняла игрока свитком воскрешения. И брат ректора, Гендель Дворфич по кличке Вайт, смог вернуться на нижний уровень и воскресить павший имперский рейд.

Вот такая вот история. Просто совпадение, что он тоже оказался Белым Гномом, но теперь я знал, что у него что-нибудь можно выяснить про моего отца. Вот только где его искать, мы не знали.

Значит, надо расспросить ректора. Или гномов…

Фонза округлила глаза, когда услышала, что в древних подземельях гномов скрыт портал в гималайскую таверну.

— Знаешь, говорят, эти подземелья такие огромные, что там бесследно пропадали студенты, — прошептала она.

А это значило, что нужно точное местоположение. То есть, выяснить можно опять же только у гномов.

Гномы. Кажется, всё упиралось в них.

***

Сразу после выписки из госпиталя мне сунули свиток полёта на стадион, где как раз находилась моя команда — Тегрий Палыч всё же устроил нам тренировку, как и обещал.

Мне кажется, но на наш куратор-шахтёр испытывал чувство вины за то, что его двойник в чёрных очках чуть не убил нас. Следов которого, кстати, так и не нашли.

Зато в аудитории обнаружили следы магии перевоплощения: пепел от сгоревших свитков, на которых смогли увидеть часть магических рун. Это мне шепнула Фонза, которая присутствовала при том, как меня выписывали.

Эти захватчики выбрали такой момент, когда Дворфич вместе с гномами ушёл в подземелье «к звёздам», а по Батону то и дело сновали журналисты, прознавшие про сына Чекана.

Журналисты мне, к счастью, не докучали, потому что преподы по поручению ректора гоняли их. Всё это и создало лазейку в безопасности академии.

Почему двойник не напал на меня в аудитории, я не знал. Может, боялся всей группы, что вряд ли. А может, так было нужно.

Удивительно, но, когда Тегрий Палыч выводил меня из госпиталя и давал свиток перемещения, от него даже не пахло спиртным. Завязал, наверное. Впрочем, зуб даю, надолго его не хватит.

И вот теперь я, слегка пошатываясь от долгого лежания на кровати, бегал по нубобольному полю, пытаясь разогнать кровь. Дрокус Хауз вообще был против такого, но потом сказал: «А, вам, молодым, ничего не докажешь!»

И добавил: «Нога отвалится, ко мне не приходи!»

Ну не мог я потратить ещё неделю на реабилитацию. Близился конец лета, и с сентября начинались игры, а я даже ни разу правил нубобола не читал.

Как-то так…

***

Долбанный апельсиновый колобок!

— Давай, давай, Герыч! — орал Бобр, хлопая дубинкой по щиту.

— Да ща, ща! — я работал ногами изо всех сил, пытаясь догнать уворотливого «зубастика».

— По хребтине ему!!!

А пойди его догони, да ещё дай дубинкой по спине. Глаза у апельсина-переростка скользят по всему телу, и когда он улепётывает, то один смотрит вперёд, а другой прямо на тебя с затылка.

Этот мангольер был гораздо меньше, чем тот, в саду. Размером с большой такой арбуз, килограмм под пятнадцать. Нет, конечно, когда удастся его разозлить, заработав очки с каждым ударом, то «зубастик» вырастет в размерах, и гоняться будет уже он за нами.

Но пока вот так, чешешь отвыкшими работать ножками за ним, и машешь дубинкой. Да ещё бежать надо не по прямой, а перепрыгивая всякие брёвна, забегая за высокие препятствия, из которых тут был выстроен целый лабиринт.

Карту нубобольного поля каждый раз составляли разную. Кстати, говорят, среди учеников разыгрывался конкурс. Каждый рисовал, что ему нравится — лабиринты, кусты, препятствия — и предлагал это на суд жюри.

Жюри, конечно, отбирало самые лучшие. Не по степени сложности, а по зрелищности. Ну, кто будет смотреть на битву двух команд в густом, наглухо заросшем лабиринте из высоких стен?

Я так и представил трибуну, на которой, зевая, сидят несколько тысяч зрителей, и смотрят на лабиринт. А там что-то хлопает, кто-то кричит, и в конце вылетает «зубастик» в ворота.

Нет, конечно, по всему полю летали дроны с камерами, на играх присутствовали операторы, и они даже транслировались по магическому кабельному телевидению.

Тут я с удивлением узнал, что у магов есть своё телевидение. Всё оказалось довольно просто — на кабель обычного ТВ вешался амулет с руной, и тот начинал принимать магический канал.

Амулет непростой, напичкан магией по самое не балуй. Понимает, кто смотрит в экран, кто слушает, какой канал транслируется, и есть ли камеры нюбсов в помещении. Даже прослушку чувствует…

Но на стадион приходят не телевизор смотреть, а на игру вживую. Поэтому наибольшей популярностью пользовались открытые карты, когда на поле выстраивался минимум укрытий.

Как мне сказал Тай Лун, который присматривал за нами на тренировке, на мировом чемпионате давно используются одни и те же карты. И в набор крайне редко принимается что-то новенькое.

Ну, нам до мирового чемпионата, как до Китая… кхм… по нюбсовой версии.

Тай Лун рассказал мне, кто будет на играх Нью-Плэя в сентябре:

— Из Министелсва будут, — он бахнул кулаком по ладони, — Гонтял, за тобой навелняка смотлеть собилаются.

Потом он похлопал меня по плечу:

— Молодес, Гонтял. Ты понял, сто такое — удал! — это он говорил, судя по всему, про события в саду.

Итак, нубобол.

Наконец-то я узнал, что это такое. И правила оказались довольно просты.

Таблица выглядела примерно, как в нюбском футболе. Сначала игры в подгруппе из четырех команд, выход в четверть финала, полуфинал, и наконец финал.

Записывались все желающие, и поток участников никогда не иссякал. Ясное дело, что мы участвовали в играх Нью-Плэя — первого курса. Не так зрелищно, как у старших курсов, но всё равно собиралось много зрителей.

Две команды по пять человек сражались друг против друга на одобренном жюри поле, размером примерно с футбольное. Именно сейчас у нас была такая карта: свободный центр, по углам высокие квадратные коробки без крыши, со входами в каждой стене. Между коробками по краю поля протянулись насаждения густых кустов, высотой примерно по пояс.

Всё поле было закрыто сеткой, чтобы «зубастик» не вырвался к трибунам.