Контрразведка. Тайная война. - Николай Лузан

Этот, казалось бы, незначительный эпизод не остался без внимания контрразведчиков. Они принялись копать глубже, начав с личного дела Сметанина. На первый взгляд в нем было все гладко.

Во время учебы в Киевском высшем военном общевойсковом командном училище командиры и преподаватели Сметанина отмечали: «Среди курсантов выделялся своей усидчивостью и стремлением быть лучшим. Нарушений воинской дисциплины не допускал. Являлся примером в учебе и службе».

Похожие оценки содержались и в аттестации Сметанина за 1981 год. В ней выпускник Военно-дипломатической академии (ВДА) ГРУ Генерального штаба характеризовался так: «Идейно убежденный. Хорошо подготовлен в идеологическом плане… Подготовлен для активного противодействия пропаганде, оппортунистической идеологии буржуазного образа жизни… Учился в основном на «отлично». Честен и правдив… Вел активную общественную работу. Избирался секретарем партийной организации группы. Твердо проводил в жизнь линию КПСС…»

С такой характеристикой Сметанин смело мог составить компанию членам Политбюро ЦК КПСС. И все-таки опытный взгляд контрразведчиков зацепился за несколько штрихов в его безупречной репутации. В глаза бросалось стремительное продвижение Сметанина по наиболее благоприятным с точки зрения бытовых условий участкам оперативной работы. Первым из них стала Франция. С 1974-го по 1977 год он прослужил в составе парижской резидентуры. Несмотря на то что ничем особенным себя не проявил, по окончании командировки был тут же зачислен в ВДА.

В роду Сметанина не было именитых родственников, и все-таки чья-то очень властная рука двигала его по служебной лестнице. И здесь контрразведчики не ошиблись. Благодетелем оказался крупный политический деятель от разведки генерал-лейтенант «Д». Позже выяснилось, что та же рука правила выпускную аттестацию Сметанина. Чем же так приглянулся ему, генералу, простой капитан? Родственных связей между ними не просматривалось. И тогда контрразведчики, не поднимая лишнего шума, прошлись по связям Сметанина из числа сокурсников по ВДА.

В беседах с ними он открылся с иной стороны, совершенно не похожей на парадно-бумажную «иконопись». Одна только кличка Гнус, которую ему дали однокашники по академии, уже сама по себе говорила о многом. Умение тонко польстить, «правильно» выступить на партийном собрании и «твердо провести в жизнь линию партии», то есть политуправления, где Сметанин старательно протирал штаны, чтобы быть ближе к начальству, кроме презрения ничего другого у сокурсников не вызывало.

Зато это высоко оценил генерал «Д» и взял Сметанина под свое крыло. Это он в 1977 году пробил ему место в парижской резидентуре ГРУ, а позже, по окончании ВДА, должность помощника военного атташе при посольстве СССР в Лиссабоне. Сметанин оказался единственным из учебной группы, кто был сразу направлен в Оперативное управление ГРУ для подготовки к выезду на португальский участок.

В августе 1982 года семья Сметаниных отправилась в Португалию. Приняв у предшественника агентуру на связь, он принялся дальше «распахивать разведывательное поле», однако, как прежде во Франции, особыми результатами похвастаться не мог. Но они особенно и не интересовали контрразведчиков. Алексей Моляков и его коллеги пытались посмотреть на Сметанина с другой стороны. Они искали в его поведении признаки, которые при внимательном рассмотрении позволяют увидеть за маской добропорядочного гражданина «шпионское мурло». Их терпение и настойчивость увенчались успехом.

Штрих за штрихом перед ними все отчетливее стал проступать подлинный портрет Сметанина — портрет изменника. Так, вскоре по приезде в Лиссабон он вместе женой занялся изучением английского языка на платных курсах. По службе ему, а тем более ей, это не требовалось.

Внимание контрразведчиков привлек и другой не менее интересный факт. Сметанин, ранее не проявлявший склонности к спорту и по характеру скряга, вдруг воспылал любовью к большому теннису. Но вместо того чтобы учиться держать ракетку в руках где-нибудь на «заднем дворе», он сразу полез в компанию к мастерам и добился разрешения у военного атташе брать уроки на самом дорогом платном корте. Внимательный взгляд на ту публику, что собиралась на нем, многое сказал Алексею Молякову. На тамошних теннисистах, как говорится, негде было ставить клеймо. Каждый второй на том корте играл в шпионские игры. От резидентов американской, британской и других разведок рябило в глазах.

И в то время, когда Сметанин транжирил семейный бюджет, его супруга вдруг попросила о переводе с должности коменданта на нижеоплачиваемую — секретаря-машинистки консульского отдела. Что за всем этим крылось, контрразведчики могли лишь догадываться. Сама собой напрашивалась версия о том, что таким образом Сметанины рассчитывали расширить прямой доступ к документам, в том числе и секретного характера, а за них любая разведка платила вдвойне.

Подозрения о их возможной шпионской деятельности усилил еще один факт. За время пребывания в Лиссабоне Сметанины так и не сошлись близко ни с одним из сотрудников посольства. Его снобизм и ее холодность отталкивали окружающих. И тут в конце 1984 года они вдруг воспылали дружбой к семье радиста-шифровальщика «Ж». А чтобы прочнее ее закрепить, супруги Сметанины пригласили «Ж» и его жену в ресторан.

Прохладный осенний вечер возбуждал аппетит. Сметанины щедро прошлись по меню, а когда все было выпито и съедено, глава семьи предложил «Ж» отправить жен домой, а самим взять на грудь «пивка для рывка». Тот охотно согласился.

И в первом же пивном баре, попавшемся на пути, они бросили якорь. Для «Ж» он оказался «мертвым». После нескольких кружек в его голове все смешалось. Домой он вернулся только утром и долго не мог вспомнить, где был и что с ним происходило. На том дружба между Сметаниными и семьей «Ж» закончилась.

Большой огласки их загул в резидентуре не получил; все свелось к пропесочиванию залетчиков на партийном собрании. А для контрразведчиков тот случай стал еще одним тревожным звонком. У Алексея Молякова и его коллег невольно напрашивался вывод, что Сметанины, видимо, сыграли роль наводчиков для американской разведки. Что происходило с «Ж» в те часы, когда он потерял контроль над собой, им оставалось только гадать. Нельзя было исключать и того, что ЦРУ пыталось создать вокруг него вербовочную ситуацию или, того хуже, обработало психотропными средствами и скачало информацию.

Предположение контрразведчиков о том, что Сметанин с женой одной ногой стояли на Западе, подтверждалось не только отдельными его суждениями, в которых он не жалел черной краски для собственной страны, но и конкретными действиями. В начале лета 1985 года по поручению Сметаниных родственники в Москве занялись срочной распродажей их имущества. В это же время в одном из телефонных разговоров с ними Наталья Сметанина проговорилась, что намерена забрать дочь в Лиссабон якобы для продолжения учебы. Это был еще один важный признак, говоривший о том, что Сметанин готовился всей семьей бежать на Запад. Дальше медлить было нельзя, и контрразведчики через руководство ГРУ приняли меры, чтобы ускорить приезд Сметаниных в Москву.

Их появления на родине с нетерпением ждали не только Алексей Моляков с подчиненными. В городе Чистополе его дожидалась мать. Пожилая женщина, вынесшая на своих плечах невзгоды войны, отнимавшая от себя последнее, сделала все, чтобы поставить на ноги своего восьмого ребенка. И он оправдывал ее надежды. Счастливая мать по праву гордилась сыном. Паренек из рабочей семьи сумел добиться в жизни того, о чем она и мечтать не смела. После окончания восьмого класса он поступил в Казанское суворовское училище.