Она не принцесса - Лора Ли Гурк

– Он хотел, чтобы я сделала это, – опередила она его, – но я отказалась. Я сберегла себя для того единственного человека, который полюбит меня, и я стану для него самой лучшей на свете женой.

Господи! Йен отдернул руку и снова сел. Ему хотелось биться головой о стену. Но вместо этого он снова выпил.

– Я убегала тайком по ночам, чтобы встретиться с Арманом, потому что любила его. Но это не было взаимным чувством. Если бы он любил, то послал бы моего отца к черту, увез меня куда-нибудь и женился на мне. Пять тысяч су и дочь торговца оказалась более привлекательной, чем я. Но... – Она отвела волосы от лица и посмотрела на Йена.

Ее большие карие глаза заблестели.

– Не правда, будто бы я – несвежий товар.

Эти слова пробудили в его груди какое-то неведомое прежде чувство, что-то первобытное и дикое, неподвластное ему. Прежде чем он понял, что делает, бокал вырвался из его руки и полетел через комнату к камину, где раньше стоял Хей. Бокал ударился о мраморную полку и разлетелся на осколки.

Он взглянул на Лючию и увидел, что она, зажав рот рукой, смотрит широко раскрытыми от удивления глазами на то, что он сделал.

– Да никакой вы не несвежий товар, черт вас побери, – сказал он, – и не имеет никакого значения, были ли вы с мужчиной или не были. – Он встал. – Думаю, мы оба перебрали бренди. Пора отправляться спать.

Он взял у нее бокал, поставил на стол, затем, схватил ее за руки, стащил со стола. Как только ее ноги коснулись пола и Йен отпустил ее, она начала сползать вниз.

Обхватив одной рукой ее плечи, а другую просунув под колени, он поднял ее. Она обняла его за шею, еще раз икнула и уткнулась в его плечо. Когда он выносил ее из комнаты, она потерлась лицом о его шею, и приятная дрожь пробежала по его телу, удовольствие было так сильно, что он чуть не выронил ее из рук и она едва не ударилась о пол своим божественно прекрасным седалищем. Он с проклятием удержался на ногах, геройски пронеся ее через три пролета лестницы, и каждый шаг убеждал его, что если он не выдаст ее замуж как можно скорее, то сойдет с ума. Станет неистовым буйнопомешанным.

Он задержался на несколько секунд перед ее комнатой, прежде чем справился с ручкой двери, пытаясь повернуть ее. Затем уперся плечом и пошире распахнул дверь. Горничная оставила зажженную лампу, и та осветила Йену дорогу к кровати. Подойдя к ней, он сбросил Лючию на покрывало и собирался уйти, но она задержала его, ухватив за полу его сюртука.

– Сэр Йен...

Он остановился и со страдальческим вздохом повернулся к ней, но смотрел мимо нее на стену. Более сильный мужчина мог бы рискнуть и взглянуть на постель и очаровательное небесное создание в кружевной белой ночной рубашке, лежавшее на ней, ухватившись за его сюртук. Йен же не был достаточно решительным, чтобы играть с огнем.

– Что?

– Я хочу вам что-то сказать.

– Нельзя ли с этим подождать?

– Нет, нет. Я забуду.

Он в этом не сомневался. Она была так пьяна, что, вероятно, на следующий день ничего бы не помнила. Она снова потянула его к себе, на этот раз более настойчиво. Убеждая себя, что не хочет, чтобы она порвала его любимый сюртук, он опустился на колени перед кроватью и напомнил себе о таких несуразных вещах, как долг и честь.

– Что вы хотите мне сказать?

– Я... – Она покачала головой, нахмурившись от усилия что-то вспомнить. – Ох, у меня кружится голова.

– Не сомневаюсь. Опустите одну ногу на пол. Это поможет.

Она послушно попыталась последовать его совету, но у нее задралась рубашка, и ее длинная, прекрасной формы нога коснулась его живота. Он смотрел на ее обнажившееся бедро и чувствовал, как ее кожа даже через ткань его одежды обжигает его. Он начал воображать, на что именно он сейчас смотрел, если бы ночная рубашка задралась на несколько дюймов выше.

Безумие. Он сходит с ума.

Он заставил себя посмотреть ей в лицо.

– Что вы хотите мне сказать? – снова спросил он, даже сам заметив грубость своего тона.

– Вы бы лучше нашли мне мужа, который меня любил.

«Да, для него было бы лучше. И поскорее!»

– Сделаю все, что смогу.

– Я знаю. – Она улыбнулась, и он подумал: почему, когда она улыбается, у него возникает впечатление, что его ударили в солнечное сплетение? – По-моему, вы чудесная дуэнья.

Ему хотелось сорвать с нее рубашку.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

Ее глаза закрылись, и рука бессильно упала. Лючия уснула. В свете лампы он разглядывал ее, понимая, что должен уйти, но не мог шевельнуться. Не было причины оставаться, но он был не в силах подняться. «Одна минута, – обещал он себе, – Я уйду через минуту».

Он взглянул на голую ногу, касавшуюся его груди. «Может быть, через две минуты».

Он наклонился и этим движением прижал ее бедро к матрацу. Его рука невольно потянулась к Лючии, и он дотронувшись до ее щеки, откинул назад пряди, упавшие на ее лицо, и заложил их ей за ухо.

– Глупая, глупая Лючия, – упрекнул он ее таким тихим голосом, что не мог бы разбудить ее. – Завтра ты будешь себя чувствовать отвратительно.

Он придвинулся к ней и провел губами по мочке ее уха. Ему казалось, он поцеловал бархат. От нее исходил аромат яблоневого цвета, бренди и теплый сладкий запах женщины, и Йен подумал, что в какой-то момент своей жизни он, должно быть, совершил что-то поистине ужасное, чем заслужил это бремя заботы о ней. Или сделал нечто прекрасное. Он, кажется, никогда не понимал, какой рукой судьба управляет им.

Лючия Валенти была угрозой для мужского рассудка, гибелью для всего небесного и земного. Но даже будучи такой, она может грешить всю свою жизнь, а когда окажется перед небесными вратами, святой Петр будет на коленях просить ее войти в рай. Она умела добиваться своей цели и была столь ранима, совершенно невыносима и так чертовски красива, что ему хотелось приблизиться к еe лицу и еще раз почувствовать вкус ее губ. На этот раз поцелуй был бы очень долгим... Стянуть бы с нее эту рубашку и провести руками по роскошным, изящным линиям ее тела, которые она неделями демонстрировала перед его лицом! Целовать ее, ласкать и владеть тем, что никогда не будет принадлежать ему! Он жаждал удовлетворить это, заставлявшее его страдать, желание, которое вспыхивало в нем всякий раз, когда она одаряла его всего лишь улыбкой. За его жизнь ему не хотелось ничего сильнее этого.

Но существовали правила для такого типа женщин и для подобных ситуаций, а Йен всегда играл по правилам.

Он глубоко вздохнул и поднялся с колен.

– Нет ничего плохого в стремлении, чтобы тебя любили, Лючия, – прошептал он. – Абсолютно ничего.

Он погасил лампу и вышел из комнаты, его тело терзали муки страсти. Иногда дьявольски трудно быть джентльменом.