Симода - Николай Задорнов

Путятин остолбенел. «Что? – хотелось закричать ему. – Американцы пришли в Симода? А вы... вы... Да вы что? С ума сошли? Что же вы нам об этом сразу не сказали? Это в нашем ужасном положении после гибели судна важнейшее известие. Это первый корабль... Мы можем послать известие в Россию... Да вы...»

Но Путятин взял себя в руки и ни слова не сказал. Лесовский спросил:

– Какой американский корабль стоит в Симода?

– Пароход «Поухатан».

– Капитан Адамс с ратификацией трактата Перри прибыл в Симода как в первый открытый по договору порт? – спросил капитан.

Путятин как бы небрежно помянул, что когда много дела, то это хорошо. Но Америка есть Америка, а Россия остается Россией, и тут нет никакой связи, и наши переговоры с Японией от этого не зависят.

Японцы были поражены. Посол очень гордо ответил. Это достойно. Император России может быть спокоен. Это благородно.

Путятин знал их приемы, когда самое главное сообщается как бы случайно и косвенно, чтобы не унизить и тут престиж. Они не хотят подсказывать то, что пойдет Японии во вред. Ведь мог быть сговор Путятина с Адамсом.

Среди высших чиновников были споры в Симода. Уполномоченные правительства, дипломаты и губернаторы разошлись во взглядах. Но Кавадзи настоял на своем. Нельзя, нечестно, недопустимо скрыть от Путятина, что пришли американцы. Разгорелся ужасный скандал. И все же Накамура был послан к Путятину.

– Спешить не будем. Едем попозже, раз в Симода так все заняты, не сейчас сразу, – сказал Путятин. – Завтра ранним утром...

Накамура ушел отдыхать.

Путятин собрал военный совет. Он отдал распоряжения и предупредил, что сам немедленно отправляется в Симода, что туда пришли американцы.

– Как только трактат будет подписан, мы сможем уйти. Идет война, и наш долг – сражаться. Если американцы осмелятся взять нас как потерпевших кораблекрушение и доставить па Амур, то, заключив договор, мы встанем в ряды сражающихся против англичан и французов. Американцы, как морская нейтральная и дружественная нам нация, обязаны перевезти нас. Здесь, господа, я оставляю Степана Степановича... Если будут затруднения с самим Адамсом, то я попрошу американцев прислать за нами купца, которого можно было бы зафрахтовать... Вы, господа, неукоснительно продолжайте начатое нами дело. Надо поскорее закончить шхуну, подготовить ее достаточно, чтобы сами япопцы могли довести дело до конца.

Военный совет так шумел, что походил, кажется, на новгородское вече. Сидели и курили допоздна.

– Господа, – наконец не вытерпел адмирал, – мне чуть свет идти в дорогу. И собраться надо. Я закрываю совет. Вверяю вас и все наше дело Степану Степановичу.

Лесовский встал, как на пружинах, и окинул уставшее собрание орлиным взором.

Путятина беспокоило молчание Посьета. Что же он там? Или он выжидает, что японцы известят сами?

«Русский посол очень спокойный, – писал в это время за письменным столом в письме в Симода секретарь японской делегации, – когда было сообщено известие, в его лице не было ни радости, ни гнева. Я боюсь, это значит, что русский посол что-то скрывает. Я боюсь и вспоминаю двух русских в храме Гёкусэнди в Симода. Посол не дал обещания не идти к Адамсу».

Накамура многое знал такое, чего не знал почти никто. Ужасные события!

Накамура задумался глубоко. В деревне стояла мертвая тишина, только время от времени крестьянские ночные сторожа хлопали в деревянные дощечки, которые они держат в обеих руках. Как будто кроме них не было вооруженных охранителей, таящихся сейчас в лесах вокруг деревни и на дорогах, у храма и в переулках.

Тут Накамура вспомнил, как ученый Кога его уверял, что если два европейских капитана встретятся, то они никогда не согласятся друг с другом, и тяжкое впечатление Накамура несколько рассеклось на время...

А колотушки стучали очень мирно, патриархально и надежно. В душе доброго Накамура зло, тревоги и сомнения. В Симода, где проживали уполномоченные японского правительства по ведению дипломатических переговоров с Путятиным, перед его отъездом среди послов обнаружилось небольшое несогласие и произошла кутерьма.

Кавадзи Саэмон но джо, он же бугё финансов Японского государства, – лучший дипломат Японии. Он возглавляет делегацию, но формально ведет все дела старейший в делегации – старик Тсутсуй. Но он почти во всем согласен с Кавадзи. Кавадзи не только дипломат и финансист. Он, как высший чиновник правительства, наблюдает за строительством корабля в Хэда. Формально – как финансирующий стройку. Но на самом деле на него возложены правительством многие дополнительные обязанности.

Стройку корабля ведет Эгава Тародзаймон, величайший инженер и изобретатель. Он построил у себя в горной долине, в селении Нирояма, печи для выплавки чугуна. Он льет там пушки.

Эгава – дайкан этой округи. В его владениях строится корабль. Он отвечает за стройку как дайкан и представитель правительства.

В эту зиму Эгава выказал чудеса инженерного искусства. Еще до высадки русских с гибнущего корабля он построил судно европейского типа. «Хоо-мару» плохо ходит. Все время гордо стоит. Вот из-за этого-то и началась большая кутерьма, когда обнаружилось маленькое несогласие в правительстве.

Кавадзи не терпит соперников, это известно. Ученый Кога, представитель Академии наук, также ревнив.

Говорили о предоставлении русским сосновых досок для корабля. Один чиновник заявил, что если доски сломаются, то адмирал упрекнет нас, так как судно может утонуть потом...

«Почему это им в голову пришло, что доски сломаются?» – так, наверно, подумал Кавадзи.

– Когда они потребуют сосновых досок, а корабль разрушится, мы будем виноваты...

Тут глава делегации старик Тсутсуй сказал, что дайкан Эгава строит свой корабль быстро и это превосходно, но русские более опытные, а им требуется больше времени.

Кавадзи заявил, что прикажет прислать медников в помощь русским, чтобы за десять дней приготовили все вещи из меди. «Хотя корабль Эгава стиля европейского... – добавил Кавадзи как бы в горячности, но на самом деле вполне собой владея. – Но пока получается что-то «круглое»...»

Это очень обидный упрек. Кавадзи сказал еще, что Эгава везде кричит о прогрессе, про западные науки и говорит о своих передовых взглядах, но полицейское начало взяло в нем верх, и Эгава строит так, как велит старый князь Мито и как советует ему Накахама Мандзиро – японец, выросший в Америке, но, к сожалению, не получивший там достаточного образования.

Все знают, что Эгава ссорился с Путятиным, невежливо встречал его, когда русские вышли с погибшего корабля на берег, навел на них пушки. Этого никто не одобряет. Теперь велено все внимание уделить постройке и спуску русского корабля и все проверить. Но еще произошли неожиданные события, которые могли сильно повредить Японии и нарушить ход дела. Ждать дольше невозможно. Поэтому, чтобы действовать очень умело и осторожно, Накамура Тамея спешно прислан в Хэда.