Возвращение в Оксфорд - Дороти Ли Сэйерс

— Да, работа-то хорошая. Только вот некоторые из этих ученых леди какие-то странные, вам не кажется? Чудные какие-то. Бездушные.

Гарриет вспомнила, что у Энни были какие-то размолвки с мисс Гильярд, и поспешила возразить:

— Нет, что вы. Конечно, у них очень много дел и мало времени на что-либо, кроме работы. Но люди они очень добрые.

— Да, мадам. Я уверена, плохого они не хотят. Но ведь в Библии недаром сказано: «Большая ученость доводит тебя до сумасшествия».[110]Неправильно это все.

Гарриет пристально взглянула на Энни: в глазах у той промелькнуло что-то странное.

— Что вы имеете в виду?

— Ничего такого, мадам. Просто тут творятся чудные вещи, но вы-то, конечно, не знаете, вы ведь не здешняя, да и мне говорить не стоило, я ведь теперь только прислуга.

— На вашем месте я бы не стала ничего говорить ни посторонним, ни гостям, — сказала Гарриет, заметно встревожившись. — Если у вас есть какие-то жалобы, обратитесь к казначею или к декану.

— Жаловаться мне не на что, мадам. Но вы, может, слышали: то стены испишут неприличностями, то вещи во дворе сожгут — это даже в газетах было. Ну так вот, мадам: все это началось, когда в колледже появился кое-кто.

— Кто же? — строго спросила Гарриет.

— Одна из ученых леди, мадам. Хотя не нужно, наверно, об этом говорить. Вы ведь сочиняете детективы, мадам? Ну так вот, могу поручиться, у этой-то леди богатое прошлое. По крайней мере, так вам многие скажут. Неприятно, знаете, жить с такой под одной крышей.

— Я совершенно уверена, что вы ошибаетесь, Энни. На вашем месте я была бы поосторожнее с такими сплетнями. Думаю, вам пора вернуться в трапезный зал — наверняка вы там нужны.

Стало быть, вот о чем судачат слуги. Речь, конечно, о мисс де Вайн — это она та «ученая леди», чей приезд в колледж совпал с первыми безобразиями. Совпал даже точнее, чем подозревает сама Энни — если только она не видела ту картинку, которую нашла Гарриет во время встречи выпускников. Мисс де Вайн — женщина загадочная. Вне всяких сомнений, ее пронизывающие глаза много чего повидали. Но при всем том Гарриет она нравилась, да и очевидно было, что она не похожа на помешанную — на буйнопомешанную, как ночной аноним, — хотя в характере ее вполне могла обнаружиться доля фанатизма. Кстати, а что она делала этой ночью? Комната ее находилась в Елизаветинском здании, так что алиби доказать вряд ли возможно. Мисс де Вайн — что ж, и пусть. Надо рассматривать эту версию наравне с прочими.

Церемония открытия прошла без малейшей заминки. Канцлер торжественно отпер дверь позолоченным ключом, не подозревая, что тем же самым ключом ту же самую дверь отпирали ночью при весьма странных обстоятельствах. Гарриет внимательно следила за выражением лиц, но ни доны, ни скауты не выказали и тени удивления, раздражения или разочарования при виде заново убранной библиотеки. Среди зрителей обнаружилась совершенно безмятежная мисс Хадсон, мисс Каттермол тоже была здесь. Она выглядела так, словно недавно плакала, — Гарриет отметила, что она стояла в сторонке и ни с кем не разговаривала, только в конце церемонии какая-то темноволосая девушка в очках пробралась к ней сквозь толпу, и они ушли вместе.

В тот же день Гарриет, как и обещала, отчиталась обо всем ректору. При этом она отметила, что такого рода налеты, как этой ночью, очень трудно предотвратить в одиночку. Если бы кто-нибудь тщательно караулил дворы и коридоры, возможно, это помогло бы поймать злоумышленника или, по крайней мере, сузить круг подозреваемых. Она настойчиво рекомендовала ректору прибегнуть к помощи сотрудниц агентства мисс Климпсон и попутно объяснила, чем это агентство занимается.

— Да, понимаю, — ответила ректор, — но в профессорской по крайней мере два человека категорически против.

— Знаю, — сказала Гарриет. — Мисс Эллисон и мисс Бартон. Но почему?

— Я и сама думаю, — продолжала ректор, не ответив на вопрос, — что тут есть определенные сложности. Что скажут студенты, если ночью по колледжу станут бродить посторонние? Они будут спрашивать, почему патруль нельзя организовать силами колледжа, а мы ведь не можем им ответить, что и сами под подозрением. При этом если устроить все так, как вы предлагаете, — следить за всеми стратегически важными точками, — потребуется много народа. К тому же эти люди не знают университетских обычаев и не застрахованы от досадных ошибок — начнут следить не за теми и расспрашивать кого не нужно. И я не знаю, как в таком случае избежать скандала и упреков.

— Я все это понимаю. И тем не менее так было бы вернее.

Ректор склонилась над рукодельем — она трудилась над небольшим гобеленом.

— Мне это представляется нежелательным. Знаю, вы мне возразите, что вся ситуация нежелательна. Полностью с вами согласна. Мисс Вэйн, — тут она снова подняла глаза, — а сами вы не могли бы уделить нам еще немного времени?

— Время у меня есть, — медленно проговорила Гарриет. — Но в одиночку работать очень трудно. Если бы нашелся хоть человек или двое, кто был бы вне подозрений, это бы очень упростило дело.

— Мисс Бартон хорошо вам помогла этой ночью.

— Да, — сказала Гарриет. — Но… как бы вам объяснить? Если бы я писала детектив, первый, кто обнаружил преступление, был бы и первым подозреваемым.

Ректор достала из корзинки моток оранжевой пряжи и аккуратно вдела нитку в иголку.

— Не могли бы вы пояснить, что имеете в виду?

Гарриет терпеливо все объяснила.

— Теперь ясно, — сказала доктор Баринг. — Прекрасно вас понимаю. Да, что до этой студентки, мисс Хадсон. Мне ее объяснения не кажутся удовлетворительными. Она не могла рассчитывать достать еду в такой час, ведь буфет был заперт.

— Да, — ответила Гарриет, — но я-то помню, что в наше время не стоило труда договориться с главным скаутом, чтобы на ночь не закрывали окошко буфета. И если мы засиживались за эссе и хотели перекусить, мы спускались вниз и брали, что нам нужно.

— Боже мой, — пробормотала ректор.

— Мы никогда не позволяли себе лишнего, — сказала Гарриет, — все записывали на грифельной доске, а в конце семестра прибавляли к своим счетам. Хотя, — тут она задумалась, — некоторые статьи расхода, особенно холодное мясо и шкварки, мы порой несколько маскировали. И все же я думаю, что объяснение мисс Хадсон вполне правдоподобно.

— Но буфетное окошко было закрыто.

— Да. Я поговорила с Кэрри — она уверяла, что закрыла его в пол-одиннадцатого вечера, как обычно. И подтвердила, что мисс Хадсон просила ее оставить окошко открытым, но она не стала этого делать, потому что тем вечером казначей строго наказала все запирать. Несомненно, после нашего совещания. Еще она говорит, что в этом семестре стала строже, поскольку в прошлом у нее были неприятности из-за буфета.