Эксклюзивный грех - Анна и Сергей Литвиновы

Надя и Дима. То же самое время

В столовке Технического университета пахло не слишком обнадеживающе: клейкими макаронами и жареной рыбой.

Надя с Димой ограничились растворимым кофе и сохлыми пирожками.

Отгремел очередной звонок, началась пара, и столики были пусты, лишь в дальнем уголке компания прогульщиков праздновала свой бесконечный праздник.

– Ты как, за едой работаешь? – поинтересовался Дима. Он достал из сумки диктофон, поместил его между тарелками. Предложил с некоторой гордостью:

– Хочешь настоящее интервью послушать? Надя немедленно заершилась:

– А что, мое было не настоящим, что ли? Игрушечным?

Дима снисходительно улыбнулся, включил диктофон и разломил пирожок с капустой.

– Добрый день, Николай Андреевич, – тихонько провещал диктофон голосом Димы. Надя глянула: тот слушал самого себя с очевидной любовью. Мелькнула мысль: “Уж не Нарцисс ли он?” – Я Дмитрий Полуянов, корреспондент газеты “Молодежные вести”, – продолжил диктофон. Кроме них двоих, никто не мог слышать запись, да и никому это было не интересно. – Как тут у вас уютно! Неужели сами такие цветы разводите?

– Сам, сам…

– Драцена у вас исключительная.

– Спасибо, польщен.., я…

– Николай Андреевич, вы ведь этот университет заканчивали? В восемьдесят первом году – мехмат, кажется ?

– Да.., а откуда вы…

– Тогда только вы сможете мне помочь. Я пишу материал о том, чем нынешние студенты отличаются от студентов вашего поколения. Вы ведь, когда учились, в общежитии жили… Студенческую жизнь знали изнутри… Как вы думаете: может в наше время случиться нечто подобное тому, что произошло с той девушкой-самоубийцей ?

– Сразу беру быка за рога, – прокомментировал Дима самого себя в диктофоне.

– ..Помните: студентка с вашего курса покончила с собой. В семьдесят восьмом году, кажется, это было…

На пленке вздох, затем – грустный голос преподавателя:

– Ox, да, помню… Конечно, помню, хотя сколько уж лет прошло. Бедная Леночка…

– Абсолютно естественная реакция, – прокомментировал Дима. – Он не вздрогнул, не отшатнулся, не побелел, не покраснел…

– А фамилия ее была… – продолжил “диктофонный” Дима.

– Коновалова. Леночка Коновалова. Красавица. Умница. Талантливая…

– Вот так. Фамилия установлена, – гордо прокомментировал Полуянов.

– Да, я тоже слышал, – продолжил Дима внутри диктофона, – что человеком она была незаурядным. Но все-таки – что с ней тогда произошло? Неужели правда – из-за того, что завалила экзамен? Или – любовь? Или.., может, депрессия, мозг не выдержал перегрузок?

– Нет, Лена была не из тех, кто впадает в депрессии. Всегда следила за собой, какие-то травы заваривала, зимой все на катке пропадала… Веселая, хохотушка. Но учиться тоже успевала, отличницей была круглой… Она сама из пригорода, из К. На первом курсе дома жила, переехала в общежитие только на втором, когда предметов прибавилось. В электричке, говорила, ей учиться тяжело… Не нравилось ей сначала у нас в общаге, после маминых-то пирогов, а потом – ничего, привыкла.

– А правда, что в тот день она не сдала экзамен ?

– Правда. Тензорное исчисление. Этот профессор… Как его фамилия-то, господи… Романишин!.. Зверь!.. С похмелья, что ли, тогда был… Восемь двоек поставил. Восемь!.. И Леночке в том числе. А она – отличница, ленинский стипендиат. В зачетке не то что тройки – ни одной четверочки не было… Ну, она и психанула…

В диктофоне – вздох, шипенье пленки. Потом – Димин голос:

– Но остальные-то живы…

– Почему живы? Профессор Романишин умер. От инфаркта. Через три года. Очень он этот случай переживал. Из университета ушел…

– Но другие-то студенты тоже двойки получали, но никто из окон не бросался… Так, может, все же любовь?

– Точно не знаю. Болтали про нее разное. И про любовь тоже… Но, по-моему, это чушь собачья. Я ее и с парнем-то ни разу не видел. Ни в университете, ни в Доме культуры, ни на катке… Нет, она совсем не синий чулок была. И в компаниях бывала. И танцевала на дискотеках.. Но, знаете, я ни разу не видел, чтобы она с кем-нибудь там целовалась, или шла в обнимку, или, простите, обжималась на лестнице… Чистая она была, светлая… Впрочем, извините, никогда не любил сплетни собирать. Так какой у вас ко мне вопрос?

– Говорят, у вас курс был замечательный. А были у вас на курсе, что называется, хранители традиций ? Те, кто организовывал, например, встречи выпускников…

– Да, есть такие… Вот Юлечка, например, Снегуркина… Она, кстати, недавно встречу выпускников проводила. Я, к сожалению, на ней не присутствовал – болел.

– Снегуркина, вы говорите? А по батюшке как?

– Юлия Павловна, в учебной части нашей работает. Так какой у вас ко мне все-таки вопрос?

– Я об этом, собственно, и говорю. Чем, на ваш взгляд, современные студенты отличаются от студентов вашего поколения ?

– Ленивые. Циничные. Ничего святого… Дима остановил запись:

– Там дальше еще немного бла-бла-бла – про век нынешний и век минувший… – Щелкнул ногтем по циферблату наручных часов:

– Учись, пока я жив, Надька. На все про все – тринадцать минут. А не два часа, как у некоторых.

– Чего мне учиться? – буркнула Надя. – У меня своя работа есть. – И добавила с ехидцей:

– А где ж твой вопрос про эпидемию?

– Дальше, – не моргнув глазом ответил Дима. – В самом конце. Согласно законам жанра интервью: о самом главном спрашивай, когда прощаешься.

– Зато я про диссертацию Резина тебе могу рассказать. В подробностях, – возразила, улыбаясь, она.

– О'кейчик, Надя, ты умница. Но давай, миленькая, собираться к Снегуркиной. Будем надеяться, что хранительница традиций расскажет нам чего-нибудь интересненькое.

Наде сразу понравилась Юлия Павловна Снегуркина. Улыбчивая, милая, она встретила их с Димой с непоказным радушием.

– Проходите, молодые люди, располагайтесь. Хотите чайку?

– А кофейку не найдется? – спросил нахал Дима.

– Найдется и кофеек. Сейчас чайничек поставим. Выглядела госпожа Снегуркина в соответствии со своими сорока с чем-то годами: “гусиные лапки” у глаз, крашеные белые волосы, шею предусмотрительно прикрывает белый шарфик. Однако была она худенькой, легконогой, изящной, и Надя представила себе, что в молодости, когда женщина училась на мехмате, студенты называли ее, верно, Снегуркой или Снегурочкой. Пожалуй, это прозвище как нельзя лучше отражало ее светлую внешность и добродушный характер.

Чайник вскипел, Снегуркина налила всем кофе, с улыбкой поставила чашки перед Надей с Димой. А тут и солнце вдруг появилось из-под низких питерских туч, проникло сквозь чисто вымытые окна, легло прямоугольным пятном на стену – совсем ласково стало в кабинете.