Колониальная служба - Мюррей Лейнстер

— Ну что, сэр, поехали вниз? — весело спросил он. Решение вести себя согласно уставу явно проигрывало в борьбе с природной жизнерадостностью.

— Для спуска готовы, — громко доложил юноша.

Индикатор на панели управления мигнул. Стрелка отклонилась от нулевой отметки совсем чуть-чуть и остановилась.

Загорелся зеленый свет. Барнс предупредил:

— Держитесь крепче!

Стрелка сначала рванулась на четверть круга вперед, затем стала медленно опускаться вниз. Наконец на панели зажегся новый индикатор.

— Мы готовы для выхода, — сообщил младший офицер.

Створки отсека со щелчком разошлись. Показались звезды. Бордману их расположение было незнакомо, несмотря на то, что он прихватил с собой атлас Сетона и Дониса, помогающий определить, где находится Штаб-Квартира Сектора Колониального Надзора этой части Галактики на Канне.

Шлюпка выплыла из корабля — и внезапно, как это обычно бывает, гравитационное поле прекратило свое действие.

Корабль Надзора все больше удалялся и вдруг резко увеличил ход, потому что шлюпку закрутило, едва она оказалась во встречных потоках. Наконец судно превратилось в еле видимую точку, которая спустя мгновение исчезла, а шлюпка медленно поворачивалась в пустоте, пока в поле зрения не появилось солнце Канна.

Оно было слишком большим в сравнении с солнцами земного типа, в его короне почти не было столь характерных для них протуберанцев и потоков плазмы, но даже на третьей от него планете оно создавало лишь десятую долю оптимального климата, эквивалентного климату Земли.

Скоро показался Канн, нежно-голубого цвета. Девяносто процентов его поверхности занимала вода, а большая часть суши находилась под толстыми шапками ледников. Канн был выбран в качестве Штаб-Квартиры из-за невозможности разместиться на нем многочисленному населению, которое могло лишить Колониальный Надзор территорий, необходимых для складов, резервных устройств и приспособлений.

Бордман задумчиво смотрел на планету. Он отлично видел верхнюю ледяную шапку и расположенное ниже море. На ночной стороне планеты, на краю мощной системы облаков, опоясавших экватор, начал образовываться штормовой циклон.

Бордман попытался высмотреть Штаб-Квартиру, но безуспешно. Тогда он повернулся к юному Барнсу:

— И долго мы еще собираемся висеть над Канном? Честно говоря, я немного тороплюсь.

— Я ожидаю инструкций с земли, сэр.

Молодой офицер быстро глянул на прибор, который до сих пор игнорировал, и с облегчением произнес:

— Связь в полном порядке, сэр, вот, убедитесь сами.

Бордман пожал плечами.

— А вам не кажется, что они обращаются к нам, просто не сменив волны? Ведь перед этим они говорили с кораблем. Может, они пытаются связаться с нами на той же самой волне, вместо того, чтобы…

Барнс вполголоса чертыхнулся, потянулся вперед и включил поисковый усилитель к передатчику. Обычно для корабля, для поверхности и для посадочной шлюпки использовались разные волны, и догадка Бордмана не была лишена оснований.

Юноша помянул черта еще раз, когда мощный звук ворвался в кабину шлюпки. Он проворно уменьшил звук, и тотчас стали ясно различимы слова, произносимые с крайней экспрессией:

— …Дьявол бы вас побрал, что с вами такое? Прием!

Барнс облизнул губы. Бордман, не глядя на своего спутника, спокойно сказал:

— Раз он обращается к вам, ответьте всего лишь: «Простите, сэр».

— Простите, с-сэр. — пробормотал Барнс в микрофон.

— Простить? — рявкнул голос. — Я вызываю вас уже пять минут! Ваш шкипер все это слышал! Я буду…

Бордман громко сказал, нагнувшись через подлокотник кресла Барнса:

— Мое имя Бордман. Я — офицер Колониального Надзора и жду инструкций для приземления. Мой пилот давно пытается связаться с вами на обычных частотах, и нам нелегко было догадаться, что вы вызываете нас по нестандартному каналу. Что, на Канне введена в действие какая-то новая инструкция, о которой еще не оповестили все межзвездные корабли?

Наступила гнетущая тишина, затем ее сменили невнятные извинения. Бордман подмигнул юноше.

— Все в порядке, — прервал он извинения на полуслове, — считайте, что все забыто, только постарайтесь дать моему пилоту как можно более полные указания.

Решив, что инцидент и впрямь исчерпан, голос перешел на официальный тон:

— Вы будете опущены на поверхность с помощью посадочной ловушки. Посадки ракет своим ходом запрещены лично Главой Сектора, сэр. Сейчас с помощью посадочной ловушки мы сажаем другую шлюпку, где находится Старший Офицер Вернер. Через час мы примем вас без особого дискомфорта, сэр.

— Тогда будем ждать, — сказал Бордман. — Свяжитесь с нами снова, прежде чем начнете отслеживать нас посадочным лучом. И, надеюсь, на положенной частоте.

— Да, сэр, — получил он смущенный ответ. — Непременно, сэр.

Дрейф шлюпки совсем замедлился.

— Что ж, будем ждать, — повторил Бордман, обращаясь уже к своему спутнику.

— Благодарю вас, сэр! — горячо воскликнул Барнс. — Дьявол, которому наступили на хвост, не бывает столь разъярен, как старший офицер, который сам совершил ошибку и не хочет в ней признаваться! Он оторвал бы мне голову за свой проступок, сэр, я в этом не сомневаюсь!

— Пустое, — отмахнулся Бордман.

Он был очень обеспокоен. На его памяти было всего несколько случаев, когда Старшего Офицера срочно вызывали в Штаб-Квартиру Сектора. Межзвездные расстояния оставались прежними, и каждый инспектор Колониального Надзора действовал на участке размером приблизительно в тридцать световых лет. Вызов хотя бы одного человека означал, что все это пространство на долгие месяцы останется без присмотра. Но вызов двоих? Причем офицера такого ранга, как Вернер?

Вернер первым окажется на Канне. Если внизу происходит нечто серьезное, то у него будет преимущество, хотя и измеряемое всего лишь часом. Вернер продвигался по служебной лестнице быстрее Бордмана. И именно его корабль своими двигателями Лоулора создал поле на их пути.

Молодой офицер рядом вежливо кашлянул.

— Прошу прощения, сэр. Как вы думаете, на планете происходит нечто серьезное? Я имею в виду, что подобная ситуация не кажется мне стандартной.

— Мне тоже. Хотелось бы как можно скорей встретиться с этой ситуацией лицом к лицу. Как, по-вашему, это можно сделать?

Юный стажер наморщил лоб.

— Мы могли бы быстрее приземлиться, если опустимся сейчас немного ближе к поверхности, сэр. И даже если посадочная ловушка начнет засекать нас, они должны будут обращаться с нами с особой осторожностью — из-за отсутствия гравитационного кокона.

Барнс думал правильно — а ведь молодым офицерам приходится беспрекословно подчиняться слишком большому количеству приказов, чтобы они научились думать самостоятельно. И по мере продвижения по службе способность самостоятельно думать вместо того, чтобы расти, наоборот, уменьшается. Зачастую, достигнув высоких званий, офицер вообще не в состоянии мыслить нестандартно. К тому времени, как он может позволить себе отдавать приказы вместо того, чтобы их выполнять, становится неспособным изобрести сколько-нибудь оригинальный приказ. Но этому юноше подобное замораживание мозгов, очевидно, пока не грозило.