Спаситель и сын. Сезон 4 - Мари-Од Мюрай

Аплодисменты и вручение книг и журналов солидному учителю французского языка и секретарше.

– Второе место присуждается шестому классу школы имени Эрнеста Ренана из Сан-Мало!

Аплодисменты, вручение книг и так далее. Шестиклассники школы имени Софи Жермен из Парижа уже сияли и прыгали на месте от радости. Их учительница французского напомнила Элле ее латинистку – такая же элегантная.

– Теперь, – объявила Маривон Лалюэт, – мы назовем победителя среди индивидуальных авторов, это…

Тут она передала микрофон председателю, и та не слишком охотно его взяла.

– Жозефин Перре!

Оказалось, та самая высокая замкнутая девочка. Ей поаплодировали, ей пожали руку, она показала всем врученный ей диплом и едва улыбнулась, когда ее фотографировали. Сердце Эллы сочилось кровью. Она столько мечтала об этой минуте – аплодисменты, поздравления, папа, который так ею гордится, и слова писательницы:

– Я влюбилась в ваш рассказ.

Вместо этого – ни-че-го. Кольцо Гига погрузило ее в безвестность. Эллиота Кюипенса не было и нет.

– Пошли, – сказала она отцу, который спокойно стоял с ней рядом.

– Погоди, сначала мы поприветствуем мадам.

– Какую? – изумилась Элла.

– Как какую? Маривон. Я говорил с ней по телефону, она была так к тебе расположена. Уверен, ей очень понравился твой рассказ.

Элла не хотела, она готова была расплакаться. Зачем она будет подходить? Она же проигравшая! Но отец, слегка нажав рукой на плечо, заставил ее шагнуть вперед.

– Извините, пожалуйста, вы случайно не… Эллиот Кюипенс?

Одри Малюри стояла перед Эллой, держа в руке стакан и улыбаясь ей. Она узнала Эллу по фотографии, которую та прислала в журнал. «Очень стильной», – прибавила она.

– Я влюбилась в ваш рассказ.

Да, именно эти слова услышала наяву Элла.

– Жюри выбрало другой рассказ, но я – я голосовала за вас.

– С-с-спасибо, – едва сумела выговорить Элла.

– Вы огорчены, я вижу, но это пройдет. Зато никуда не денется ваше желание писать.

– Большое вам спасибо! – поблагодарил писательницу растроганный Камиль вместо дочери.

– Он выходил!

Какое же счастливое лицо было у мадам Лучиани, открывшей дверь клиническому психологу Сент-Иву.

– В «Лидер Прайс» или в булочную?

– Думаю, куда-то еще. Он ушел около восьми вечера и вернулся в полночь. Я стала уже волноваться. Жан-Жак выходил в среду и в субботу. – Мадам Лучиани перешла на шепот. – Как вы думаете, может, у него появилась подружка? Не знаю, известно ли вам, но в интернете есть сайты знакомств.

Лучезарно улыбнувшись мадам Лучиани, Спаситель постарался поскорее улизнуть, прекрасно понимая, какая за этим последует просьба.

– Не могли бы вы у него спросить…

– Мадам Лучиани, я не имею права пересказывать то, что мне говорит пациент.

– Да, да, действительно, – покорно вздохнула она, – это же бихи… нет, вихи… какая-то терапия.

– Именно, – согласился Спаситель и постучался в дверь комнаты Ж-Ж.

Из-за двери послышался – да, вполне можно сказать – мужской голос:

– Войдите!

Ж-Ж сидел перед компьютером и зачищал террористов. На расстоянии вытянутой руки от него стояла кружка с чаем. На первый взгляд ничего не изменилось.

– О черт! – воскликнул Ж-Ж и отложил джойстик. – Он крутанул кресло и оказался лицом к лицу со Спасителем. – Сегодня что, понедельник? Терапия?

– Как тренировка? – ответил вопросом на вопрос Спаситель, показав на упаковку воды «Кристалин», загородившую проход.

– Двумя руками еле-еле…

Спаситель одобрительно кивнул. Самоирония – основа самозащиты.

– Догадались, куда я ходил на этой неделе?

Спаситель уселся на край кровати.

– В «Лидер Прайс»?

– Зачем притворяться, будто вы не в курсе?

Они изучающе смотрели друг на друга. Перемены все-таки были. Ж-Ж захотелось поговорить, потому что впервые за два года в его жизни что-то произошло.

– «Пробка» называется ваше философское кафе.

Поговорить ему хотелось, но он потерял навык.

– Много было народу? – пришел ему на помощь Спаситель.

– Сначала нет, я сел в уголок с бутылкой колы. Напомнило школьные времена, когда я ходил в кафе с приятелями. Мне нравилось. – Ветераны так вспоминают о том, что было до войны. – Потом нарисовался ведущий. Как мне сказали, в прошлом препод философии. У него очень странное имя, только я его забыл.

– Хлодвиг.

– Да, точно, Хлодвиг, – засмеялся Ж-Ж.

– Он начал дискуссию?

– Он прочитал текст, типа, нет смысла думать о смерти, потому что нельзя думать о том, чего никто не испытал, так как мертвый ничего не может рассказать живым. Вывод: беспредметное думание – потеря времени. Тут все начали прикалываться, потому что уже полгода по два раза в неделю рассуждали о смерти.

Ж-Ж не сказал, что первые же слова Хлодвига так его захватили, что он не заметил, как народ заполнил кафе. К девяти часам там уже было человек тридцать.

– Вы участвовали в разговоре?

– Нет. Но в субботу кое-что записывал. – Ж-Ж показал на тетрадь выпускного класса, лежащую на кровати. – Один там сказал, что геймеры – как раз те, кто старается не думать о том, что мы смертны. Он сказал… – Ж-Ж потянулся за тетрадью и стал ее листать, ища цитату. – Вот. «Видеоигры – это замена философствования о человеческом уделе».

– А вы что об этом думаете?

– Глупости все это, – сказал Ж-Ж, передернув плечами. Он не стал размышлять о человеческом уделе, зато задумался о своей привычке к «Call of Duty». – И еще я думал о ваших словах насчет того, что мама бессмертна.

– И что же? Она бессмертна?

– Я веду себя так, как будто да… Но года через два-три я буду жить по-другому.

– С какой стати? Вас же все устраивает.

– Это не может длиться вечно.

– Неужели? И почему? – снова повторил Спаситель.

– Потому что моя мать может умереть, – раздраженно ответил Ж-Ж. – У-ме-реть, понятно?

– Лет через тридцать-сорок. Время еще есть.

– А если она выйдет и ее собьет машина?

– Ваш отец ее сменит.