Буря и натиск - Артем Тихомиров

У самого Сказочника дело обстояло не лучшим образом. Наступать на правую ногу становилось раз за разом больней. Гоблин ощущал, как ступня в месте недавнего воспаления снова сделалась больше, и ругал Ресницу, чьи усилия пропали даром. Не то, видимо, сделал лекарь, не то лекарство дал, не всю заразу вычистил.

Гоблин отправился вслед за лейтенантом, стараясь не демонстрировать хромоту. От боли – хотя гоблины могут терпеть всякую – аж темнело в глазах. В ноздри лез острый запах крови и гари. И это дерьмо, боги свидетели, уже пыталось вывернуть сержанта наизнанку. Тошнота подбиралась к самому горлу, отчего Сказочник только бранился про себя и стискивал челюсти. Отпил воды. Не сильно помогло.

«В кровь пошло. Зуб даю – в кровь пошло», – подумал сержант, входя в недавно подорванное здание.

* * *

Отвертка приветствовал появление Крота радостным уханьем и засыпал его вопросами.

– Бой как бой, – ответил тот. – Ничего особенного…

– Ага, – обиженно протянул Отвертка. – Вам там хорошо было. А я с этой… – Гоблин дернул цепь. Эльфка, сидевшая спиной к кустарнику, подняла глаза и оскалила маленькие зубки. – Смотри, Крот, еще и огрызается. Что твоя кошка! Эх, тварь, проучил бы я тебя. Хворостиной по голому заду – чтобы годик сидеть на нем не смогла. Вставай!

Подпех дернул сильней. Морковка упала, и ее проволокло почти полметра. Несмотря на это, пленница не издала ни звука.

– Полегче, дубина, – сказал Крот, отбирая у Отвертки цепь. – Если мы донесем ее до места назначения с выдернутыми руками и отбитым задом, нас по головке не погладят.

– Kwoggeah! Demmy mak![16]– сказала пленница, глядя на Отвертку горящими глазами.

– Во, закрякала! Первое слово от нее слышу за сегодня. Думал, что немая, – улыбнулся Отвертка и навел на нее карабин. – Ну, может, отстрелить тебе что ненужное?

– Слушай, отвали! Чего пылишь? – огрызнулся Крот, отворяя ствол. Отвертка тут же выпятил нижнюю губу. – Если какие-то претензии, иди и поговори с лейтенантом. Может, он рассмотрит твои предложения!

Здоровяк повесил оружие на плечо.

– У меня только одно предложение. Пристрелить ее. И сказать, что сама отбрыкнулась. Ну от болезни какой своей, эльфьей. А мы геройски сражались за ее жизнь, но даже Шершень ничего сделать не смог. Вот так.

– Верно. Иди и расскажи Ржавому. Он будет рад.

Крот направился к ферме. Эльфка топала за ним молча, но у самых деревьев, растущих позади руин конюшни, потянула цепь на себя. Подпех повернулся.

– Чего тебе?

Морковка проводила напряженным взглядом Отвертку, прошествовавшего мимо нее, словно громадная баржа.

– Fa!

– Чего?

– Fa!

Пленница смотрела на него, сквозь него, внутрь него. Крот ощутил холод и дрожь.

– Эй, не вздумай дурить! Соображаешь?! Не вздумай! Никакого колдовства!

Эльфка нахмурилась, пытаясь понять.

– Никаких чар… тьфу… никаких волшебских фокусов! Смекаешь?..

Морковка смекнула – на удивление. И замотала головой.

– Mes fa![17]

– Не въезжаю… погоди, позову Хилого…

Только он распахнул рот, чтобы гаркнуть ботаника, как Морковка быстро залепетала, всеми силами стараясь показать, что можно обойтись и без переводчика. Крот клацнул зубами, наблюдая за пантомимой, которую в следующий момент продемонстрировала покрасневшая от неловкости пленница.

– Чтоб я сдох… В сортир, что ли?

Морковка смотрела на него вопросительно и добавила, показав, как в этом случае приплясывают. Детский сад, подумал подпех.

– Ну вот еще проблема… Ну давай, вот сюда, за дерево. Я отвернусь, не дергайся. Тут никого нет. Только быстро…

Гоблин подошел к дереву, прислонился к нему спиной. Пленница обошла дерево, цепь натянулась до предела. Крот услышал возню и поднял глаза к небу, где парили белые облачка. Птицы снова облюбовали заросли и старались перекричать друг друга.

Морковка возилась долго. Справиться с брюками, к тому же такими большими, было нелегко. Крот дважды слышал ее тяжелый вздох и неразборчивые слова.

Это и есть могучая волшебница?

Наконец рыжая вернулась. Ее щеки горели. Помрачневшим взглядом она дала понять, что готова к дальнейшему, а потом поглядела на его фляжку. На этот раз Крот понял без слов и дал пленнице попить.

– Estaa.[18]

– Эста так эста… Спасибо, что ли? – проворчал Крот. – Ну так пожалуйста! Идем!

Во дворе отдыхали подпехи. Отвертка влез за руль джипа. Ворох и Шершень осматривали мотоцикл и о чем-то спорили. Гробовщик расположился прямо на земле, привалившись спиной к лежащей на боку бочке, и закрыл глаза.

– Чего так долго? – спросил Хилый.

Крот объяснил.

– Точно! – сказал ботаник. – Мы, кажется, об этом забыли. Ей ведь надо пить, есть и… тому подобное…

Крот пристегнул конец цепи к бамперу джипа, после чего Морковка села на землю, вытянув ноги. Она научилась не замечать зеленых и намеревалась придерживаться своей тактики и дальше.

Крот опустился рядом, положил на колени гвоздемет.

Хилый вынул из своей сумки коробку с пайком, вытащил плитку шоколада.

– Все женщины любят сладкое, – сказал он и, подойдя к Морковке, присел на корточки. Та взглянула на него исподлобья. Крот заметил ее сжатые кулаки. Дрожащие губы. – Cou? Cou?[19]

Эльфка не реагировала, обратив взгляд в пустоту.

– Смотри, укусит, – сказал Отвертка. – Меня однажды укусила.

– Когда это? – спросил Ворох.

– Да это до войны было. У нас, в Огарке. Официантка в баре. Хотел, понимаешь, погладить, а она кусаться.

– Твои манеры, что у медведя, – сказал Шершень. – От гоблинши ты получил бы замечательную затрещину, а стройная дева, она что? Только зубами и может. Правда, частенько у них стилет припрятан в рукаве. Так что тебе повезло, дубина.

Хилый сделал еще одну попытку угостить Морковку шоколадом, но она отвернулась, поджав губы.

– Ну не хочешь, как хочешь! Xas oter quil – reatt.[20]– Хилый отломил половину плитки и запихал себе в рот.

Эльфка игнорировала его. Игнорировала всех. Ее взгляд переходил с одного трупа на другой. Мертвых перворожденных не стали оттаскивать в кучу. Гробовщик вытащил из их карманов все, что могло пригодиться, и собрал оружие.