Притворись моей - Александра Салиева

Как взбесился в одночасье, так и успокоился буквально в считанные мгновения. Вот и пойми его. Псих. И меня такой же скоро сделает.

– Какой же ты всё-таки пошляк, – фыркаю, уворачиваюсь и самостоятельно умещаюсь в салоне Bugatti Veyron.

– И это ты ещё меня плохо изучила, Дюймовочка, – самодовольно усмехается Филатов, прежде чем закрыть за мной дверцу.

В скором времени машина покидает парковку торгового центра, мы направляемся в аэропорт, а у меня появляются куда более глобальные проблемы, нежели попытка понять, с кем я связываюсь…

Давно темнеет. Огромный зал, украшенный золотыми бантами и синими лентами, освещает россыпь звёзд, парящих под потолком. Их же проецируют высокие экраны, устроенные за внушительной сценой. Ведущий развлекает публику, с комфортом устроившуюся за круглыми столиками. На белых скатертях полно угощений и прохладительных напитков. Этот осенний вечер выдаётся тёплым, почти как летний, и в помещении довольно душно, несмотря на обилие кондиционеров. Я почти привыкаю к тому, насколько крепко сжимает мою руку ладонь Глеба. Столь откровенная демонстрация больше не смущает. Наоборот, здесь и сейчас среди такого количества незнакомцев, я очень благодарна за поддержку.

«Подарим новую жизнь вместе» – гласит переливающийся неоном слоган сегодняшнего мероприятия, и я невольно притормаживаю около афиши, зависаю, раз за разом перечитывая, как самую крупную надпись, что первой бросается взгляду, так и то, что указано мельче: благотворительная программа финансово поддерживается концерном «Галеон» и направлена на помощь оставшимся в трудной жизненной ситуации женщинам, которые ждут ребёнка…

– Ого, – выдаю тихонько, потому что другие слова пока не подбираются, оборачиваюсь к Глебу, с нескрываемым изумлением глядя на него. – Когда ты сказал, что я тебя плохо изучила, не думала, что всё будет настолько… эм-м-м… глобально, – признаюсь с улыбкой.

На мужчине тёмный смокинг, мне в принципе непривычно видеть его в таком строгом костюме, а теперь, когда узнаю, что этот высокомерный, почти всегда мрачный нахал и грубиян, оказывается, склонен к состраданию и настолько щедрый, что находит возможность помогать многим другим, тем, кого и вовсе не знает, – будто впервые его вижу. Хотя, в отличие от меня, сам Филатов не видит в происходящем чего-то особенного.

– Благотворительность даёт налоговые льготы и вычеты, – произносит он равнодушно, пожав плечом, с лёгким прищуром оценивающе рассматривая окружающее, – а также благоприятно сказывается на репутации компании.

Почему-то совсем не верится, что объяснение кроется лишь в этом. А может мне банально хочется верить в большее. В конце концов, как бы то ни было, Глеб и мне помог. Очень. И кто знает, что было сейчас со мной и моей семьёй, не вмешайся он.

– Нам туда, – указывает жестом Филатов, продолжая игнорировать мою восторженность и сам же тянет между рядами столиков, попутно кивая в знак приветствия то одному, то другому гостю вечера.

Те, кстати, смотрят на него с не меньшим восторгом, нежели я сама. Особенно, девушки. На последних я стараюсь не обращать внимания. Даётся сложно. Слишком уж свербит в мозгах каждый их, на контрасте с вниманием к Глебу, скошенный в мою сторону недовольный взгляд.

– Они меня ненавидят, – вздыхаю в досаде, едва мы останавливаемся около единственно-пустого столика.

Я нервно одёргиваю подол искрящегося стальным блеском платья, а Глеб на мои слова благодушно усмехается.

– Неправда. Они тебе завидуют.

– Одно другому не мешает, – не соглашаюсь, замечаю очередной негодующий взгляд и добавляю ворчливо: – Мне тут не выжить.

Нет, я не жалуюсь. Выношу вердикт самой себе. Не безосновательный, с учётом витающего в воздухе негатива и моей «не любви» к конфликтам.

– Ну, если пообещаешь быть хорошей девочкой, так и быть я тебя спасу и никому в обиду не дам, – не позволяет сесть на выдвинутый им же стул, притягивает к себе ближе, обнимает.

– Ты точно моей смерти хочешь, – вздыхаю, тут же малодушно наслаждаясь исходящим от мужчины теплом.

Так оно действительно лучше…

– Когда это ты стала такой слабачкой, Дюймовочка? – на мои слова выгибает бровь Филатов.

Я же смущаюсь, как последняя дурочка. И ещё больше, когда он приподнимает мой подбородок двумя пальцами, склонившись очень-очень близко, позволяя воображению почувствовать вкус возможного поцелуя.

– Глеб…

Гулко сглатываю. Неотрывно смотрю в золотисто-карий взор. Сердце бьётся часто-часто. И неважно становится в одночасье, что на нас смотрят.

– Потанцуем? – предлагает этот, не иначе искуситель.

Аккурат в этот момент зал заполняет тягучая плавная мелодия. Музыка – живая, как и женский голос, что вторит льющемуся ритму. Я киваю, не в силах отвести взгляда от мужского лица. Так проще. Когда обманываешь себя тем, будто не существует больше никого и ничего, помимо дарующих душе приятных моментов. И что уж там, я с превеликим наслаждением обманываю себя. Почти верю, что всё – правда. Что мужчина рядом со мной – он только мой, ничей больше, и так всегда будет. Не потому, что я должна ему кучу денег, а он нашёл во мне способ официально заполучить кресло управляющего многомиллиардными счетами. Не потому, что у нас сделка на новую жизнь. Потому, что я, кажется… влюбилась. В каждую суровую чёрточку его лица, в широкий разворот плеч, сильные руки, что так бережно и аккуратно сжимают, отгораживая от всего мира. Он увлекает меня в незатейливые повороты, по-прежнему крепко обнимает, и я не хочу вспоминать о том, что всё на самом деле иначе. Да, глупо. Да, наивно. Но… я так чувствую. Чёрт его знает, почему.

– Теперь уже не кажется всё настолько ужасным? – улавливает мою мечтательную улыбку Филатов.

Моя улыбка становится шире, пальцы, до того покоящиеся на мужском плече, смещаются выше, к его шее.

– Похоже, всем придётся смириться, – замечаю философским тоном.

– У них нет выбора, – отзывается Глеб.

Где-то в районе солнечного сплетения мелькает странное ощущение, не могу дать ему объяснение. Словно задевают какие-то внутренние струны.

– С чего бы? – хмыкаю недоверчиво.

Теперь он улыбается. До того тепло и ласково, что я почти забываю, о чём спрашиваю. Впрочем, в тот момент, когда мужчина останавливается, хотя песня не прекращается, я забываю вообще обо всём в один миг. А всё потому, что даже в своих самых смелых фантазиях трудно представить, как наследник «Галеон» опустится передо мной на колено. Но он опускается. Отпускает меня, но не руку, которую по-прежнему крепко сжимает, и достаёт из кармана пиджака самую обычную бархатную коробочку, предназначенную для хранения украшений. Неудивительно, что я забываю, как надо дышать. Замираю перед ним, пытаясь осознать, что происходит. А Глеб…

– Ты ведь выйдешь за меня?

Где-то здесь моё сердце совершенно точно должно остановиться.