Дочь сатаны - Виктория Холт

— Тамар, — возразил Хьюмилити, перемена в ней больно задела его, — муж и жена должны иметь свой дом… даже самый скромный. Я не хочу, чтобы мы продолжали жить под крышей твоего отца.

— И в этом проявляется ваша гордость. Вам придется принять эти условия. Вы должны помнить, что мы собираемся как можно скорее покинуть эту страну. Разве мы задумали пожениться и родить детей не для того, чтобы жить в новой стране?

— Разумеется.

Внезапно она засмеялась.

— В удобном доме так же легко завести детей, как в холодной хижине, уверяю вас.

Хьюмилити до того встревожился, что даже побледнел. Он увидел, что дьявол близок, что Тамар еще не была спасена окончательно. Более того, он уразумел, что, вероятно, придется потратить всю жизнь, чтобы достигнуть желаемого результата.

Ему пришлось согласиться. Они ничего не будут менять, ее комната достаточно велика, чтобы устроиться вдвоем. Он будет спать в ее большой и удобной постели до тех пор, пока не удостоверится, что она ждет ребенка. Тогда он снова переберется в свою мансарду.

Хьюмилити не мог понять, что происходит с ней. Он не знал, что Тамар ведет себя наиболее вызывающе, когда чего-нибудь сильно боится. Ее откровенное обсуждение вещей, о которых, по его мнению, будущим супругам говорить неловко, пугали его. И все же он уверял себя, что его долг ублажать ее, покуда он не сможет влиять на нее. А в том, что после женитьбы сумеет с Божьей помощью это сделать, он не сомневался.

Итак, Хьюмилити вынужден был согласиться на это странное условие. В какой-то мере она была права, они скоро отплывут в Вирджинию.

День свадьбы приближался, и Тамар становилось все страшнее. В глубине души она продолжала верить, что Бартли вернется. Он объяснит, что случилось нечто невероятное, что могло случиться только с Бартли, и он смог вернуться живым и невредимым. Его голубые глаза засверкают, и он начнет придумывать, как бы вынудить ее расторгнуть нелепую помолвку и самому жениться на ней. И, без сомнения, он дал бы ей повод думать, будто она это делает не ради себя самой, а ради кого-нибудь еще.

Но день свадьбы настал, и она вышла за Хьюмилити Брауна. И вот в доме воцарилась тишина, а она лежала в постели с задернутым пологом, как и тогда, когда ждала Бартли.

Она слышала дыхание мужчины за занавеской, но то был не Бартли, а ее муж, Хьюмилити Браун.

Вот полог раздвинулся, как и в те ночи, она увидела возле своей постели силуэт, но то была не мощная фигура, которую она видела здесь прежде, а ее тощий муж.

Как не похожа была эта ночь не те, прежние! Хьюмилити не набросился на нее, не стал страстно шептать нежные слова и ласкать ее тело жадными руками. Он опустился перед постелью на колени и стал молиться:

— О Отец Небесный, я преклоняю колена пред этой постелью, оттого что верю в Тебя. Молю Тебя, пошли этой женщине зачатие, ибо, о Господи, ради этого я и нахожусь здесь нынче ночью… а не из-за греховной похоти… а лишь ради рождения детей, как велит закон Твой. Тебе ведомо, как я борюсь с собой.

Тамар была дольше не в силах его слушать. Как он посмел назвать ее «этой женщиной»! Он явился сюда не из-за любви к ней, а лишь для того, чтобы зачать детей и внести свою лепту в заселение новой страны.

Но когда Хьюмилити поднялся с колен и подошел к ней, ее гнев сменило чувство безмолвного раскаяния и тоски по другому человеку.

Став женой Хьюмилити Брауна, Тамар месяц спустя поняла, что забеременела. Настроение у нее изменилось, она была рада, что вышла замуж. Это новое приключение стоило шага, который ей пришлось предпринять.

Она тут же сообщила об этом Хьюмилити, а тот опустился на колени и возблагодарил Господа. Однако когда он поднялся с колен, она догадалась, что он вовсе не так сильно доволен, как ей показалось в первое мгновение.

Тамар, умея читать по глазам, как по писаному, поняла, что, хотя Хьюмилити считал себя мудрым, она была для него загадочным созданием со странным характером и постоянно меняющимся настроением.

У нее будет ребенок, цель их ночных объятий достигнута. Стало быть, до рождения младенца они не должны спать вместе. Да и как могло быть иначе? Ведь, молясь у ее постели, он постоянно заявлял Богу, что спит с ней лишь для этой цели.

— Господь услышал наши молитвы! — воскликнул он.

— Теперь, — не без злорадства сказала она, — вы можете с чистой совестью переселиться в мансарду.

Хьюмилити остолбенел, а она быстро продолжала:

— Разумеется, вам следует это сделать. Ведь после всех ваших заверений было бы досадно, если бы вы, разделяя со мной постель, стали предаваться греховной похоти.

Она знала, что привела его в ужас. Он сказал, что его жене не ведомо, что такое скромность, что она говорит вслух все, что приходит ей на ум. Он выразил надежду, что однажды она научится у пуританок скрывать свои мысли даже от себя самой.

Тамар улыбнулась. Она боялась, что последний месяц не привел ее душу ближе к спасению. Она была чище, когда дала обещание выйти за него, но увы! Замужество отдалило ее от спасения души.

Он перебрался в мансарду, и ей стало легче. Она снова стала хозяйкой в своем доме; ребенок в чреве чувствовал себя хорошо, и это было все, чего она хотела от Хьюмилити.

Она звала Аннис к себе в комнату или приходила к ней в домик. Они проводили время за шитьем, не переставая болтать о детях. Тамар, к собственному удивлению, шила с удовольствием, хотя раньше никогда этого не делала. Она мечтала лишь о младенце, и ей казалось, будто она еще никогда не была так счастлива. Она перестала думать о Вирджинии, ее мысли были поглощены будущим ребенком.

Как медленно ползли месяцы! На дворе весна, а ее младенец должен родиться только в декабре!

Однажды летним днем, когда подруги сидели с шитьем в саду, Аннис сказала:

— Мне кажется чудом, что вы с мистером Брауном соединились. Мы всегда думали, что у вас будет знатный жених. Один здешний джентльмен был без ума от вас. А вы вышли за пуританина! Ясное дело, добрее и благороднее человека не найти, я знаю. Я сказала Джону: «С таким человеком женщина должна быть счастлива, да только…»

— Что «да только»? — резко спросила Тамар. А Аннис вспыхнула и еще ниже склонилась над шитьем.

— Женщина должна быть счастлива с таким человеком, — взволнованно сказала Тамар, — но я не обыкновенная женщина, не правда ли, Аннис? Так оно и есть, не пугайся, мы с тобой это знаем. О Аннис, иногда мне кажется, будто я привязана к тьме шелковыми нитями, и никто, кроме меня, не видит их.

— А разве вы не спаслись, мисс?

— Нет, Аннис.

— Ах, это такое трудное дело — спастись. Дьявол крепко держит человека в своих когтях. Но ведь в вас нет ничего худого. Я говорю Джону: «В ней есть колдовская сила, но ведь не всякое колдовское худое. Ведь коли оно помогает людям, стало быть, не может быть плохим».